В узкой балке лежали раненые. Их серые, землистые лица, истерзанные пулями и осколками гимнастерки почернели от запекшейся крови.
Лейтенант Кривошеин, которого сюда принесли без сознания, открыл глаза, осмотрелся, потом резко приподнялся и, морщась от боли, раздраженно спросил:
— Почему меня сюда принесли без моего разрешения?
Санинструктор Аня Корнева, белокурая, с испачканными кровью руками, плачущим голосом выкрикнула:
— Да хоть вы-то лежите спокойно… Видите, сколько у меня работы.
Рядом с Кривошеиным сидел боец Ишутин с забинтованной головой. Лицо его словно окаменело, глаза были прикрыты.
— Вас принес Васильев. Вы были без памяти, — сказал он, не открывая глаз.
— Он здесь?
— Ушел в роту. Больше вы с ним не увидитесь.
— Почему?
— Окопы заняты фашистами.
Лейтенант умолк. Значит, третья рота дралась без него.
— Безобразие! — вырвалось у него.
Ишутин приоткрыл глаза и сказал:
— Вы не чепляйте Аню, она и так в расстроенных чувствах. Врача убило, одна она.
Крики гитлеровцев слышались все ближе и ближе. Аня тревожно прислушивалась к гулу боя, и сердце ее сжималось от тревоги за судьбу раненых. Вторая рота находилась в двухстах метрах, не больше. Если враг сомнет роту, то через несколько минут фашисты будут здесь. И тогда…
Она увидела, как Ишутин, опираясь на автомат, встал и, покачиваясь, пошел.
— Куда? — остановила его Аня.
Он блеснул на нее глазами.
— Надо помочь ребятам. Что я тут?… Перебинтовала — и ладно.
Аня оглянулась. Еще несколько бойцов поднялись, держа в руках оружие. Она не стала их задерживать — она знала, что происходит в душе каждого из них. Только Соломину сказала:
— И вы… Ведь у вас одна рука перебита.
Тот попробовал улыбнуться.
— Ничего, Анечка. Гранаты бросают одной рукой, а не двумя. А чеку зубами выдерну.
Кривошеин, широко открыв глаза, смотрел на происходящее. Вот они, настоящие советские воины! Ему стало досадно, что у него ранены ноги, и он не может пройти и шага. Так он и пролежит здесь, пока его не отправят в медсанбат, а потом в госпиталь. А может, наскочат фашисты?
— Аня, — с тревогой спросил он, — где мой автомат?
Он положил его на груди и успокоенно подумал: «Пусть только сунутся».
Крики гитлеровцев раздались совсем близко — в расположении второй роты. Стрельба почти затихла, лишь дробно стучал станковый пулемет.
— Эх! — прошептал с горечью Кривошеин.
Он оглядел тяжелораненых, и у него вдруг мелькнула мысль. Он закричал:
— Поможем нашим! Будем кричать: «Полундра!» Аня, подтяни нас повыше, на скат балки!
Спустя минуту из балки раздался грозный морской клич «полундра». Он прозвучал как мощный раскат грома, громко и уверенно, вселяя в ослабевших в неравном бою советских воинов новые силы, заставляя дрожать врага. Кто-кто, а уж гитлеровцы знают, что значит «полундра», на собственной шкуре испытали они удары «полосатых чертей», «черных смертей», «трижды коммунистов» — так именовали они моряков, а позже — всех, кто защищал Малую землю.
Поджав колени, сидела Аня среди раненых и вместе с ними кричала. Напротив нее лежал раненый азербайджанец Ибрагимов и по-смешному кричал: «Полундер! Полундер!» У бойца Демидова изо рта сбегала на подбородок тоненькая струйка крови, но и он кричал, тяжело вздымая грудь. Боец Невоструев стоял на корточках и басом грозно хрипел: «Полундра!» Некоторые добавляли при этом отборные соленые словечки — это уже по адресу своей раны, когда становилось невтерпеж от боли.
5
В балку прибежал связной от капитана Березского и в изумлении остановился. Рота отбила атаку. Но капитан был недоволен. Это хорошо, что кто-то поддержал их боевым кличем, вселил бодрость в горстку бойцов, но, черт возьми! Подоспей этот резерв, можно было бы перейти в контратаку и уничтожить массу гитлеровцев. Капитан был уверен в том, что «полундра» кричали бойцы резерва, который ему подбросил генерал. Но почему они и сейчас, когда атака врага отбита, не подходят?
— В балках, что ли, заблудились, — окончательно рассердился Березский и послал связного привести резерв в батальон.
Связной остолбенело смотрел на раненых.
— Так это вы кричали? — удивленно спросил он.
Боец Невоструев нетерпеливо крикнул на него:
— Чего рот раззявил! Говори, как там дела?
— Дела в порядке, отбились, — сказал связной, садясь на землю.
Он был страшно утомлен, и самочувствие его было не лучше чем у раненого.
— Помогла, выходит, наша «полундра»! — возбужденно воскликнул лейтенант. Он тяжело опрокинулся на спину и уже тихо сказал: — Аня, дай воды…
Когда связной доложил Березскому, кто кричал, тот ничего не сказал. Только дрогнувшие скулы выдали его волнение. Он спустился в землянку, где лежал раненый радист, и связался по рации с генералом.
Говорили они условным языком. Генерал поблагодарил за стойкость. Березский доложил обстановку и попросил помощи.
— Держись до вечера, — распорядился генерал.