МАЛАЯ ЗЕМЛЯ

— С полковником Рыжовым, — оживился Петраков, — был такой случай в феврале. Тогда он являлся начальником политотдела восемьдесят третьей бригады. Командный пункт бригады находился в каменном доме на окраине Станички. Гитлеровцы сообразили каким-то образом о местонахождении КП и начали глушить по нему снарядами, Один завалил стену, другой разорвался рядом. Несколько человек ранило. Выскочить невозможно — так густо рвутся снаряды. Настроение у всех, сам понимаешь, паскудное, кое у кого нервы не выдержали, телефонистка разрыдалась. Смерть рядом ходит — не каждый ее спокойно встречает. И вот тогда Рыжов повернулся к людям и, улыбаясь, запел: «Вихри враждебные веют над нами…» И что ты думаешь — люди приободрились, тоже заулыбались, даже телефонистка слезу утерла и повеселела. Вот это коммунист! Это, Вася, я говорю тебе для того, чтобы ты на ус наматывал. Слово коммуниста — оно тоже многое значит.

Сержант закивал головой, словно подтверждая его рассказ, а потом повернулся к Зеленцову, окинул его оценивающим взглядом и спросил:

— Не рано ты в партию вступил?

— Согласно уставу.

— Вишь ты — согласно, — усмехнулся Безуглый. — А так, ежели без устава, по-честному говоря. Ты же еще сопляк, Василий. Это между нами говоря. Не обижайся на такое слово. Я, понимаешь ли, привык в коммунисте видеть человека особенного. А что в тебе особенного? Ничем не выдающийся среди других солдат. Скрозь все такие. Вчера замполит мне тоже предлагал в партию. А я сказал: «Подожду». Не чувствую я в себе того огонька, который в коммунисте должен быть. А коммунист без огонька — это же срамота, сырая солома.

Петраков резко махнул рукой в знак несогласия.

— Неправильно рассуждаешь, Иван Петрович. Готовыми коммунистами не рождаются. В партию человек вступает, когда согласен с ее идеями и хочет бороться за них. В партии его обучат, как это делать. Я убежден в этом…

И вдруг он насупился, замолк, встал и пошел по траншее. Безуглый окликнул его:

— Подожди, ответь на один вопрос.

Петраков повернулся и в ожидании посмотрел на сержанта.

— Ты шибко грамотный, как посмотрю, — с ехидцей произнес Безуглый. — А я спрошу тебя: почему ты сам в партию не вступаешь? И даже не комсомолец. А годков-то тебе без малого двадцать пять.

Петраков помрачнел, опустил голову.

— У меня особые обстоятельства.

Сержант рассмеялся.

— Скажи, пожалуйста. Ты что — с идеями партии не согласен? Или партийная дисциплина не устраивает? Вольным казаком хочешь прожить.

Какое-то время Петраков молчал, не поднимая головы, потом тряхнул ею и решительно заявил:

— Ладно, скажу.

Он сел против сержанта и, глядя ему прямо в глаза, сказал:

— Не примут меня… Из-за отца…

— А при чем тут отец? — удивился Безуглый. — Не он, а ты в партию вступаешь. С тебя спрос.

— В анкете и о родителях надо писать.

— Ну и что из того? Нехай твой батько что-то и нашкодил, так ты тут ни при чем.

— А вот говорят, что яблоко от яблони недалеко падает.

Сержант пренебрежительно сплюнул.

— Все не то говоришь, Петраков. Важно только одно: будет ли польза от тебя партии? Так вот и задавайся вопросом: будет от тебя польза? Чем докажешь? Воюешь ты, прямо скажу, хорошо. Ну и что с того? Этого же мало. Ты и обязан хорошо воевать. Потому ты Родину защищаешь от самого что ни на есть подлого врага. Мне замполит предлагает вступить в партию. Хоть сегодня подавай заявление — примут наверняка, сам замполит сказал, что человек я заслуженный, орден и две медали не задарма имею. А я говорю замполиту, что я бы всей душой, да только чувствую… слабограмотный я, и возраст опять же…

— Ну, ты тоже неправ, — возразил Петраков, — бригадиром же был, народ учил, как коллективно работать. Удивляюсь, право, сержант.

Безуглый сердито фыркнул:

— А я удивляюсь, на тебя глядя. Думается мне, что скрываешь что-то. Потому и робость.

Петраков кинул на него исподлобья настороженный взгляд, встал, прошелся по траншее и опять сел на ящик из-под гранат.

— Скрывать мне нечего, дорогой сержант, — сказал он довольно резко. — Но и хвалиться нечем. Почему списали меня с корабля? Из-за отца? А может, и не за то. Одному морду набил и хотел за борт сбросить. Так, дрянь человечишко, подлая душонка, собственной тени боялся, но в начальство выбился. Драили меня почем зря. Не положено никому бить морду. А кто бил? Недисциплинированный матрос Петраков, к тому же отец у него такой-сякой.

— Одному морду бил? — полюбопытствовал Безуглый.

— И еще было. В запасном полку. Старшину отправил в нокаут. В штрафную хотели, но потом дознались, что старшина жулик, продукты крал. В штрафную он угодил, но и меня все же к вам сплавили. Не послали в морскую пехоту. Невыдержанный я, как видишь. А ты еще спрашиваешь, почему заявление не подаю. Теперь понял?

— Пооботрешься у нас, щетинка-то повылезет, и в норме будешь, — пообещал Безуглый, щуря в усмешку глаза.

— Все может быть, — согласился Петраков.

Он поднялся, выпил воды.

— Пойду понаблюдаю.

Безуглый завернулся в плащ-палатку и полез в «лисью нору» спать.

Зеленцов остался один. Ему бы тоже полагалось вздремнуть малость. Но разве заснешь, когда мысли колобродят в голове.