Малая земля

Последнюю неделю Калюжный скучал. Черт его дернул заболеть в то время, когда отряд майора Куникова готовился к десанту под Новороссийск. Списали в госпиталь, а когда оттуда вышел, отряд Куникова уже дрался под Новороссийском. Калюжного зачислили в морскую бригаду, которой командовал полковник Горпищенко.

Конечно, и в роте автоматчиков были отличные ребята, но душа рвалась туда, в куниковский отряд. Там были его старые друзья и лучший друг Миша Карницкий. Вместе с ним войну начали, дали клятву не разлучаться до смерти. Без Михаила Калюжному было одиноко: не с кем побалагурить, некому поведать свои думы, сердечные тайны. Может быть, это и было причиной того, что его потянуло к ершистому новичку.

По дороге Калюжный узнал, что фамилия новичка Степкин, звать Иваном, родом он из Рязанской области, до войны был столяром на мебельной фабрике, в армии с начала войны, служил в пехоте стрелком, был ранен и после излечения в госпитале попал в морскую пехоту.

— Так, значит, в десантных делах не разбираешься, — подвел итог своим расспросам Калюжный. — Это сразу видно! Салага ты, по-нашему. Ну, ничего, привыкнешь. Сегодня ночью будем десантом высаживаться около Новороссийска. А ты в шинели, да еще такой несуразной. Видел кого из наших в шинели?

— Да ведь холодно, — заметил Степкин.

Калюжный мельком взглянул на Степкина и рассмеялся.

— Холодно? Да в десанте семь потов прошибет, захочешь в одной тельняшке остаться. Да, кстати, тебе выдали ее?

Степкин расстегнул ворот гимнастерки и показал полосатую тельняшку. Калюжный одобрительно кивнул головой.

— Сейчас твою шинель на бушлат или ватную куртку обменим. Тогда настоящий вид будешь иметь.

Вечерело. Рота автоматчиков сидела в порту, дожидаясь погрузки. Рябоватый усатый лейтенант Малеев, хмурясь, подзывал к себе то одного, то другого командира взвода и что-то говорил им отрывистым голосом. Калюжный и Степкин молча глядели на командиров, на серое море, думая каждый свою думу. Калюжный нетерпеливо поглядывал на запад — скорее бы темнело, да в путь. Впереди встреча с друзьями. Как-то они там?

Степкин уже был одет в ватную куртку, туго подпоясанную ремнем. Из карманов выглядывали гранаты. Теперь он имел такой же бравый вид, как и все остальные. Но на душе у него было неспокойно. Он с тревогой посматривал на черные, тяжелые волны и заранее испытывал тошноту.

— Боюсь, укачает меня, — признался он Калюжному. — По мне, легче в самую жестокую атаку пойти, нежели болтаться в море.

— Не напускай на себя страху заранее, — проговорил назидательно Калюжный. — Море смелых любит.

Закурили из одного кисета. Затянувшись крепким махорочным дымом, Степкин внимательно посмотрел на Калюжного. Кто хоть раз видел Калюжного, тот надолго запоминал этого моряка. У него большой, с горбинкой нос, черные блестящие глаза, широкие скулы. Между носом и лбом резкая поперечная борозда, широкие брови, бронзовое от загара лицо. Силой и мужеством веет от этого человека.

— Послушай, — проговорил Степкин, осененный догадкой, — ты не тот самый Калюжный?

— Не тот, — поняв о ком говорит Степкин, ответил моряк. — Не дорос еще до того. Того Алексеем звали. Да ты откуда знаешь о нем?

— Стало быть, знаю.

— Это интересно! Что же знаешь?

Слегка обиженный снисходительным тоном товарища, Степкин решительно заявил:

— Перестань-ка считать меня салагой! Я уже в двух десантах участвовал. Правда, не в морских. Пороху понюхал! На моем счету как-никак десятка три гитлеровцев наберется.

— Ого! — удивился Калюжный, проникаясь уважением к товарищу.

— То-то и ого! Мне бы лишь за берег уцепиться, а там, на земле, я в привычной обстановке. Не зазря меня к вам причислили. А что касается шинели — так это интенданты снабдили такой, а я ни при чем.

— Не серчай, Ваня! — смягчился Калюжный. — У меня характер такой — подковыристый. Ежели что — сдачи давай. Ты вот о Калюжном заговорил. Это был человек! Дзот номер одиннадцать в Севастополе по-нашему, по-черноморски, дрался. Калюжный и его товарищи погибли, защищая родной город. Более двух суток семь моряков отбивали атаки батальона фашистов. По ним били несколько вражеских батарей, их бомбили десятки самолетов. А они до последнего дыхания дрались…

— Читал я об этом. Что и говорить — герои…

В это время раздалась давно ожидаемая команда:

— Становись!

Лейтенант медленно прошел вдоль шеренги автоматчиков. Около Калюжного он остановился.

— Ну как, скучаешь по своей канлодке? — спросил он.

— Что же скучать-то. Она на дне, а мне туда не хочется, — отшутился Калюжный. — Довоюю на суше.

Малеев спросил Степкина:

— Не страшно молодому десантнику?

Степкин покраснел, по его широкому лицу расплылась улыбка.

— Никак нет, товарищ лейтенант. Я клятву дал,

Малеев скомандовал:

— На посадку!

Вскоре катер вышел в море.

Десантники разместились всюду, где только можно. Степкин сначала сидел в камбузе, но там его начало тошнить, и он вылез на палубу, прилег рядом с Калюжным, стараясь не смотреть на море. Калюжный сунул ему кусок соленого сухаря.

— Грызи! Помогает. А то с непривычки травить начнешь.