Малая земля

«Его бы сейчас в санчасть, — с отчаянием подумал Василий. — Ведь изойдет кровью. Скорее бы темнело».

Сев на ящик из-под патронов, Зеленцов задумался о том, что ему делать, когда стемнеет. Надо отнести Романа в санчасть. Да и сержанта надо унести и похоронить по-человечески. А если он, Зеленцов, уйдет, кто останется тут, на посту? Вдруг, пока ходит, гитлеровцы займут боевое охранение? Правда, сержант говорил, что ночью немцы не рискнут. Но кто их знает?

А что, если этой ночью придут корабли и заберут уцелевших людей? А его тут могут и забыть. Останется один среди врагов. Что ему тогда делать?

От этой мысли стало не по себе. По телу забегали холодные мурашки. Зеленцов надел бушлат и, чтобы отвлечь себя от тягостных мыслей, вынул из вещевого мешка консервную банку, вскрыл ее кинжалом и стал есть. Он хотел выпить остаток водки, но передумал. Потянет в сон. А спать нельзя.

Под вечер гитлеровцы выпустили по боевому охранению пять мин. Они разорвались далековато, но все же один шальной осколок ударил Зеленцова по нижней губе, рассек ее и выбил несколько зубов. От острой боли у Василия потемнело в глазах. Но она быстро прошла. Зеленцов выплюнул с кровью два зуба и осколок.

«Надо же так!» — возмутился он.

Язык сразу стал деревянным и толстым. Зеленцов зачерпнул из ведра воду и прополоскал рот.

Ему хотелось посмотреть в зеркало на свою физиономию. Испортили ведь, гады, весь портрет. Теперь девчонки из госпиталя не назовут его «красавчик Вася».

Он выглянул из ячейки. На боевое охранение бежали две небольшие группы гитлеровцев — одна слева, другая справа. Зеленцов ударил из пулемета сначала по правой, которая была поближе. Он выпустил две короткие очереди и повернулся налево. Сюда стал стрелять из автомата. Потом бросил две гранаты направо и две налево и опять взялся за пулемет.

По его подбородку текла кровь, но он уже забыл о рассеченной губе, его раздражал пот, который застилал глаза, мешая стрелять прицельно.

Азарт боя, отчаяние одинокого бойца, которому неоткуда ждать помощи, разъярили Зеленцова. Он уже потерял чувство страха и самосохранения, высовывался почти по пояс, чтобы бросить дальше гранату или сделать точный выстрел. Он видел, как падали сраженные им гитлеровцы, и это еще больше вдохновляло его. Судьба хранила его. Пули пролетали над его головой, жужжали мимо ушей, но не задевали.

И лишь одна ударилась в каску и зарикошетила с визгом. И этот визг привел Зеленцова в себя. Он присел, хотя уже не было нужды приседать, и тупо уставился в стену ячейки. Ему вдруг стало страшно. Ведь убьют, все равно убьют. Не сможет он один устоять.

На бруствере взорвалась граната. Взрывная волна сбросила пулемет в ячейку.

Зеленцов осмотрел его и поставил на место. В нем опять заклокотала ярость. Черт возьми, если убьют, то смерть дорого обойдется им! Под руку подвернулась противотанковая граната. Он швырнул ее и вслед за взрывом выглянул. Шагах в десяти от ячейки лежали три убитых гитлеровца. Двое, видимо раненые, ползли назад, один из них что-то хрипло кричал.

— Ага! Заслабило! — торжествующе закричал Зеленцов и потряс автоматом, зажатым в левой руке.

Эх, не надо было ему этого делать! Шальная или снайперская пуля — пойди угадай — пронзила руку. Пальцы сразу стали безжизненными и выпустили автомат. Рука повисла плетью.

И тут перед бруствером вырос, словно из-под земли, огромный серо-зеленый солдат. Зеленцов невольно отступил. Гитлеровец хотел прыгнуть на него, но споткнулся и упал, повиснув головой над ячейкой. Зеленцов моментально пришел в себя. Он схватил гранату и ударил гитлеровца по голове. Тот дернулся и кулем свалился в траншею. Зеленцов поднял автомат и прикончил его.

Вскочив на ноги, он стал стрелять в ту сторону, откуда появился гитлеровец. Одной рукой не очень-то было удобно управляться с автоматом, но нужда заставит все делать. Расстреляв весь диск, он бросил две гранаты и только после этого спрыгнул с ящика.

Наступила тишина.

«Неужели отбил?» — удивленно спросил себя Зеленцов, держа наизготовку автомат.

Стало темнеть, а он все стоял, ощетинившись, не сводя глаз с окопов противника.

Когда совсем стемнело, Зеленцов устало опустился на ящик и тут только вспомнил, что не перевязал рану на руке. Весь рукав был мокрым от крови.

Но снять ватный бушлат у него не хватило сил. Каждое движение причиняло боль. Пришлось кинжалом отрезать рукав. Это было тоже не таким простым делом. Но все же он отрезал его, достал из вещмешка бинт и неуклюже замотал руку.

И вдруг перед его глазами все закружилось, к горлу подступила тошнота, и он свалился с ящика на труп немца. Последнее, что он видел, было черное небо с мерцающей звездой. Больше он ничего не помнил.

Зеленцов пришел в сознание, когда ему кто-то влил в горло воду. Это был сержант из их роты Боков. Его прислали сюда сменить отделение Безуглого.

В памяти Зеленцова всплыл весь минувший день.

— Ребята, унесите меня отсюда, — стал просить он тоненьким голоском. — Я не могу больше. Я хочу жить…

— Унесем, паря, унесем, — успокоительно пробасил Боков. — Только не канючь, а держи марку до конца.