Малах ха-Мавет (СИ)

Возле станции метро пожелало выйти большое количество народу. Лотти оттеснили к центру автобуса. Она напрасно толкалась локтями и вытягивала шею, пытаясь заприметить Трис. Мрачноватая барышня втрое крупнее и тяжелее Лотти, занимавшая два сидячих места вместо одного, громко возмутилась и пихнула карательницу в ответ. От такого тычка Лотти чуть не упала. Двери с шипением закрылись, и автобус отъехал от остановки прежде, чем она узнала, вышла ли Трис. Внезапно удача ей улыбнулась: взгляд Лотти наткнулся на знакомую сумку. Она облегченно выдохнула и расслабилась, чтобы спустя секунду увидеть Трис через оконное стекло. Девушка спускалась в подземный переход.

Карательница ринулась к кабинке водителя и так напугала его своими криками, что он прижался к обочине и дал ей сойти, решив, что имеет дело с ненормальной. Лотти едва ли не кубарем скатилась по лестнице и нырнула в переход. К тому времени Трис успела подняться по ступенькам на другой стороне, и когда Лотти вынырнула из тоннеля, она уже пересекала дорогу на зеленый свет. Светофор начал мигать. Прибавив скорости, Лотти проскочила зебру на последних секундах, но там ее подстерегала очередная каверза судьбы.

Возле старого фургончика мороженщика, который простоял тут целую зиму, покрылся наледью и вмерз колесами в землю, сидел бродячий пес. Шерсть на нем повылезла, однако он не выглядел больным или запуганным, разве что немного отощал. Лотти прошагала мимо, и животное проводило ее голодными глазами. Этот тоскливый взгляд местного Хатико тронул бы и самое жестокое сердце.

Лотти замерла в нерешительности. Трис между тем направила свои стопы к главному корпусу университета, гордо возвышавшемуся над соседними строениями, и скрылась под его античным портиком. Опомнившись, Лотти зашарила глазами по улице — и цокнула языком от досады. Она вновь ее упустила.

Хатико все еще требовал подношений, так что карательница завернула в ближайший супермаркет и купила двести грамм вареной колбасы. Но и тут Лотти ждало разочарование: по ее возвращении возле машины никого не оказалось. Она обогнула фургончик по часовой стрелке, проделала обратный путь и с горечью констатировала загадочную пропажу собаки. Постояв на месте с растерянным видом, Лотти сняла пищевую пленку с колбасы и достала балисонг. Когда ее позвал Аирре, она активно двигала челюстями.

Хетт устроилась у Райса между ног. Обстановка могла показаться интимной, если бы у нее в руках не было пинцета и маникюрных ножниц, а он ежесекундно не корчился от боли. Нить плохо вытягивалась, рубец сильно кровоточил. Возможно, они взялись за дело слишком рано, однако Райс во что бы то ни стало хотел избавиться от швов.

— Твою мать! — выругался он.

— Не дергайся.

— Аккуратнее можно? Ты меня уколола!

— Ножницы упали. — Пинцетом Хетт приподняла узел и перерезала нить. — У меня руки скользкие от крови. Твоей крови.

— Надо было пойти в больницу, — горестно заключил Райс.

— Тут все. — Она выпрямилась и уселась ему на колени. — Теперь бровь.

Но как только Райс увидел блеск ножниц у самого глаза, он инстинктивно отшатнулся и стукнулся затылком о стенку. Хетт навалилась на него, и каратель не удержался на ободке ванны. Они вместе грохнулись внутрь, перемешались руками и ногами, длинные волосы Хетт облепили Райсу лицо и набились в рот. Осталось лишь случайно поцеловаться. Впрочем, это ничего бы между ними не изменило. Хетт мало интересовала карателя как женщина, а тот в свою очередь ничуть не привлекал Хетт.

Отплевываясь, Райс выпутался из ее объятий. Подобрал упавшие ножницы и выбрался из ванны. Хетт не спускала с него глаз. Ее юбка задралась, выставив на обозрение подтяжки для чулок. Каратель приблизил лицо к зеркалу, практически касаясь его лбом. Перед тем как приступить к делу, он покосился на готессу:

— Уж лучше я сам.

Он не знал, какие цветы дарят девушкам и какие принято нести в больницу. Продавец суетился вокруг другого покупателя, который намеревался купить букет из двадцати пяти роз и никак не мог определиться с цветом. Лишь бы не красные, думал Сидни, скользя взглядом по полкам, заставленным вазами, урнами и горшками, ведь красный символизирует кровь и — самая избитая поэтическая рифма всех времен — любовь. И первое, и второе могло пробудить дурные воспоминания. К тому же лидер опасался, что его поймут превратно. Этот визит, как и все предыдущие, был просто данью вежливости.

Сидни ощущал легкое головокружение. Он чувствительно реагировал на запахи, а тут смешалось слишком много ароматов. Сильно пахнущие цветы дарить нельзя, поэтому лидер прошел в самый конец лавки. Когда цветочница подбежала к нему, рассыпаясь в извинениях, он уже сделал свой выбор.