Мальчик и девочка

Мальчик ненавидел соседку все то время, пока она шла к своему дому. Он ненавидел ее длинную, похожую на стиральную доску спину, ее тонкие и одинаковые по ширине от ступни до колен ноги, узел волос, закрепленный детским бантиком, притягательно открытый затылок, в который он мысленно выстрелил из вальтера тридцать восьмого калибра. Пуля летела стремительно, но мальчик успел ее отловить у самой цели — шевелящихся слабых волос и сжал ее в ладони, раскаленную и злую от невыполненного задания. Он раскатывал пулю в руке до тех пор, пока она не присмирела и забыла, зачем она и кто. Тогда он ее выбросил. И вальтер выбросил и про ненависть забыл, потому что наступал вечер и надо было думать, чем бы накормить маму да и себя тоже. Он пошел проверять запасы. Они были скудны. Но было пюре в пакете «Зеленый великан». Был остаток масла. В самом низу холодильника стояла банка кабачковой икры. Еще было сухое молоко, блинная мука и восемь яичек.

«Сегодня не пропадем, — подумал мальчик. — И завтра утром тоже. А потом я схожу в магазин».

Как будто он не знал, что между вчера и завтра пролегает ночь. И эта ночь ему досталась.

Он мог вернуться спать в свой ларь на подушку, где лежала голова Дины. Мог остаться на террасе, на виду у неба. Он остался на террасе. Здесь была слышнее мама, но главное — именно здесь с ним была Дина. Теперь, к ночи, мысли о ней занимали его уже без остатка. Он давно знал спасительное и стыдное освобождение от желания, но теперь, после того как знает, что это такое на самом деле, кощунственны были бы свои руки и все нехитрые мальчишечьи способы спасения. Но очень скоро он понял страшную вещь: умом с этим не справиться. Бесполезная голова металась на подушке, а тело было большим и сильным, но кричало в своем несчастье и этим походило на глупого ребенка, недокормленного, но высаженного в манеж. И он (ребенок?) бился головой о прутья, помня, как замечательно вкусно то, что у него отняли. И Дина тысячу раз ящеркой скользила по нему, она была такая ловкая мучительница, что мальчик почти закричал, когда ящерка освободила его от тяжести и ускользнула в ночь. Он лежал распластанный, а бессильная голова, дождавшись своего часа, сказала ему: «Дина — женщина непорядочная. Нельзя такое делать со своими учениками. Это неприлично». Но тут же голова раскололась на две половинки, и другой своей частью опровергла правильные и мудрые слова! Она заявила, что непорядочные женщины — лучшее, что есть в жизни. И заниматься этим с учениками — дело святое. Пусть учительницы — молодые и красивые — учат этому мальчишек, чтоб они не сходили с ума от спятившей крови. Потому что учительницы знают как, в отличие от девчонок, которые верещат или требуют незнамо что. Он, правда, это не проходил, но слышал мильон историй и заранее боялся этого момента, когда придет его время. У него же получилось замечательно. Не пришлось мучиться, и пусть так будет всегда. Он представил, как будет помогать Дине устанавливать разные приборы в кабинете, а потом возьмет ее за руки и посадит к себе на колени. И она обхватит его руками и ногами, и стул станет потрескивать, и в какой-то момент они рухнут вместе с ним, но это будет такой кайф и такой смех. А потом он вынесет разломанный стул в подвал, а она, Дина, пойдет за ним, сама пойдет, он не сообразит ее позвать. А там, в подвале, стоит, он знает, диван из директорского кабинета. Некоторые из их класса уже опробовали это место. Поэтому на двери подвала висит огромный замочище. Но он ударит ножкой стула по дужке страхолюдного замка, и он раскроется, и они войдут в темный подвал. Он отбросит ножку стула к чертовой матери и поведет Дину к дивану. Он, прав— да, не знает, где он стоит. Они начнут искать его вместе, потому что иначе зачем она за ним пошла, когда он взял в руки разломанный стул? И найдут! Пыльный и хорошо уработанный диван взвизгнет от радости их радости, но здесь будет уже все иначе. Здесь уже он будет главный, и она будет смотреть на него снизу вверх странными, похожими на собачьи глазами… Глазами собаки Дины. В конце концов, мальчик уснул. И спал крепко, без снов, пока не услышал шум. Было уже утро, и солнце вовсю грело терраску. Шум шел из маминой комнаты. Он вскочил и побежал. Мама шла по комнате, двигая перед собой стул.

— До тебя не докричишься, — обиженно сказала она, — мне нужно в уборную.

— Я принесу ведро, — неуверенно сказал мальчик.