Мальчик и его собака перед концом света

Я тихонько свистнул. Никто не ответил. И неудивительно, потому что когда я приоткрыл люк и заглянул в каюту, там не было ни собаки, ни Брэнда, зато было много других вещей. Комната была завалена разным хламом – коробками, бутылками, запчастями и мешками, в которых судя по запаху и размеру была наша сушеная рыба. С потолка тоже свисали мешки. Единственным пустым местом был штурманский стол. Мне бы не хотелось застрять в этой каюте во время шторма. Я пригнулся и прошел в каюту капитана, в которую вела маленькая дверь. Если бы мне понадобилось на время спрятать украденную собаку на время, я бы запер ее именно там: за этой тонкой деревянной дверью, отделанной металлической решеткой.

Я снова свистнул, но шума и звуков движений не последовало. Должно быть, Брэнд взял Джесс с собой. Я нашарил замок с ключом, но он не был закрыт, и когда я снял его, дверь распахнулась в темноту. Там стоял ужасный запах. Я ничего не видел, но что-то в том смраде заставило меня развернуться и выйти. Я повесил замок обратно и направился к выходу, ощущая мягкое покачивание волн под лодкой. Мой простой план провалился. Я не знал, что делать дальше. Я почти ничего не видел в этой незнакомой захламленной каюте в безлунную ночь. Наверное, пахло украденной рыбой, но я чувствовал себя, как тот мужчина в животе кита. Ты читал эту историю? Не библейскую, лучше. Тот человек делал игрушки, и его сын отличался от других детей. Он был деревянной куклой. Пиноккио. Так звали этого мальчика, а не того старика в желудке кита. Пиноккио любил лгать, и каждый раз, когда он говорил неправду, его нос становился длиннее. Но он не был плохим или злым, этот мальчик-не-совсем-мальчик. Просто недостаточно взрослым, чтобы вести себя как человек. В детстве мне нравилась эта история. Бар говорила, что она подходила мне, особенно когда Джой не стало и мы пытались привыкнуть к новой реальности.

В общем, что-то в той рыбной вони и темноте вызвало у меня приступ клаустрофобии, о которой говорил Брэнд, и мне пришлось сосредоточиться на своем дыхании, чтобы успокоиться. Этому меня научила Бар. Однажды она объяснила мне разницу между страхом и паникой. В страхе нет ничего плохого. Это вполне полезная штука в определенных обстоятельствах, когда нужно среагировать на опасность. Но паника абсолютно бесполезна. Она лишь заставит тебя метаться, и скорее всего ты врежешься в то, от чего пытался сбежать.

Я не мог ничего разглядеть в каюте и побрел на ощупь в сторону кокпита. Случайно поцарапал лодыжку обо что-то острое. Затем споткнулся, упал на стол с картой и ударился головой о свисавший с потолка мешок. Карта была прикреплена к столу магнитами, и когда я упал на нее, она сдвинулась и слегка порвалась. Я прижался спиной к стене каюты, выставил руку вперед и почувствовал острую, как укус пчелы, боль. Оказалось, я укололся о штуку, с помощью которой рисуют круги на бумаге. Я выругался и начал сосать палец.

У меня было время на размышления. Бумага, сдвинувшаяся под моими руками, подкинула мне идею. Карта была важна для Брэнда. Благодаря ей он мог путешествовать. Значит, я собирался взять ее. Я сложил ее, убрал в карман куртки и вернулся в кокпит. Возможно, мне стоило воспользоваться ножом, который висел у меня на ремне, и обрезать всю оснастку, даже паруса. Но я не привык ломать. Слишком долгую часть нашей жизни мы строили, исправляли и пытались починить сломанные вещи, чтобы сделать их снова пригодными. Хорошая рабочая лодка, пусть даже лодка плохого человека, по-прежнему была вещью, которую мне не хотелось портить. Это называется совестью. Но были другие способы замедлить Брэнда.

Я снова вернулся в каюту и осторожно пробрался к двери в каюту капитана, сняв замок. Не спуская глаз с окна аббатства, в котором по-прежнему горел свет, я подобрался к якорной цепи и поднял ее на достаточную высоту, чтобы прикрепить к рым-болтам на палубе и запереть на замок. Если Брэнд погонится за мной и попытается выйти в море, у него будет много проблем с якорем, который не захочет подниматься. Эта мысль заставила меня улыбнуться. Хоть я не повредил лодку, я позволил себя маленькое удовольствие и выбросил ключ в темную воду.

Возможно, мне следовало получше изучить логово Брэнда. Найти вещи, которые можно обменять на Джесс, если дело дойдет до этого. Но я чувствовал себя грязным в его лодке. Это странное слово, я знаю. Оно кажется бессмысленным, но именно так я себя чувствовал. Не потому что зашел на чужую территорию. Из-за самой лодки. Запах, стоящий в каюте капитана, чувствуешь не только носом. Он скрывал какую-то историю, и хоть я ее не знал, я чувствовал, что эта история была печальной и плохой. Как я уже говорил, я не верю в призраков и подобные выдумки. Но я верю в атмосферу. Атмосфера на этой лодке – в ту ночь, в абсолютной тьме и тишине, без дружелюбной луны на небе – казалась более живой, чем должна была. Казалось, что-то наблюдает за мной и ждет, пока я допущу ошибку. Всего лишь атмосфера, простое чувство – но оно видело в темноте лучше, чем я.