Где он? Где его скрывают? На какой улице? В каком доме? В какой комнате? Огромный город затаил дыхание. Огромный город в растерянности. Комиссар полиции Штейнбайс пожимает плечами. Он и его подчинённые сбились с ног. Что им удалось обнаружить? Белый китель официанта в помойном ведре. Магазин, в котором был куплен китель. А что ещё? Больше ничего. Как выглядел покупатель? Был ли. он похитителем? Или одним из его сообщников? Сел ли похититель в машину? Или затерялся в толпе пешеходов? Население помогает полиции советами. Круглые сутки звонит телефон. Поток писем не прекращается. Работа неимоверная. Результаты ничтожны. В итоге нуль. Тем не менее мы не должны ослаблять бдительности. Только тогда всеобщий любимец населения — Маленький Человек будет найден.
Да, дела были плохи. Даже очень плохи. Никто не знал ни улицы, ни дома, ни комнаты, в которой держали в плену Максика. А сколько улиц, домов и комнат в городе с миллионным населением?!
Но даже сам Максик не знал, где он находится. Он знал лишь комнату, в которой его сторожили Бернгард и лысый забулдыга Отто. Это была одна из тех дешёвых меблированных комнат, которые похожи друг на друга, как костюмы в магазинах готового платья. Но будь то даже салон с венецианскими зеркалами и автопортретом Гойи на стене, какой толк был бы от всего этого маленькому пленнику? Ведь это не помогло бы ему узнать ни номера дома, ни названия улицы!
Правда, одно преимущество в сравнении с Йокусом, Розой Марципан, цирком и всем остальным миром у него всё-таки было: он точно знал, что всё ещё жив и здоров! А мир этого не знал! И Максик очень страдал, потому что думал, что из-за него страдает Йокус. Да, плохи были дела. Очень плохи.
Оба жулика не спускали с него глаз. Ни днём, ни ночью. Они не покидали его ни на секунду. Один из них всё время дежурил возле спичечной коробки. Есть они ходили по очереди. И ели, чтобы не обращать на себя внимания, каждый день в другом ресторане.
Отто готовил Максику еду на керогазе. Он делал это скорее плохо, нежели хорошо, хотя и очень старался.
— Ешь как следует, — приговаривал он каждый раз. — Потому что, если ты заболеешь или загнёшься, Лопес с нас три шкуры сдерёт.
— А кто он такой, ваш сеньор Лопес? — спрашивал Максик.
— Не твоего ума дело! — раздражённо отвечал Отто, поблёскивая узкими воспалёнными глазками.
Максик молча улыбался. Потом ни с того ни с сего требовал:
— Открой окно, пожалуйста! Мне нужен свежий воздух!
Отто, кряхтя, вставал, открывал окно и также тяжело садился на место.
Через пять минут Максик притворялся, будто он мёрзнет:
— Я замёрз. Закрой окно, пожалуйста!
Отто, кряхтя, вставал, закрывал окно и тяжело опускался на стул.
Через пять минут Максик снова обращался с вопросом:
— Осталось что-нибудь от ананасного торта?
Отто, кряхтя, подымался, подходил к шкафу, садился на место и ворчал:
— Нет, ты всё сожрал.
— Пожалуйста, сходи в кондитерскую и купи новый.
— Нет, — рявкал Отто, да так, что стены дрожали. — Нет, лилипут!
Потом он вдруг вспоминал, что отвечает за здоровье мальчика, и, сделав над собой усилие, произносил как можно мягче:
— Ладно, принесу, когда Бернгард вернётся с обеда.
— Заранее благодарен, — вежливо говорил Максик и с нетерпением ожидал каких-нибудь событий. Например, чтобы кто-нибудь постучал или позвонил в дверь или чтобы сосед устроил скандал по поводу крика среди бела дня. Ведь только ради этого он и доводил Отто до белого каления. Пусть рычит, как пёс на цепи!
«Странно, — подумал Маленький Человек. — Неужели в доме всего две комнаты? Должны же здесь жить ещё и другие люди. Никто не стучит и не звонит! Где же я?»
Он старался не показать, что у него на душе. Но ему было страшно, очень страшно.
Больше всего он боялся Бернгарда, потому что тот никогда не орал. Но он разговаривал всегда таким ледяным тоном, что казалось, будто голос его раздается из холодильника. Каждый раз, когда он раскрывал рот, у Максика мурашки пробегали по коже. И мальчик остерегался злить его. К счастью Бернгард часто отлучался из дому. Когда он возвращался, Отто каждый разспрашивал:
Есть новости?
И Бернгард обычно отвечал:
— Нет!
Или:
— Будут новости — скажу
Или:
— Заткнись! Или:
— Проваливай жрать!
Однажды Отто не вытерпел и заорал на Бернгарда: