— Брось, — сказал Отто. — Над Лопесом не посмеёшься. Если где украли картину, которой цена миллион, будь спокоен: она уже висит у него в подземной галерее. Будь то Адольф Тюря, Трибрат или такой нынешний художник, как сам Инкассо.
— Пикассо, — поправил его Максик, — и Рембрандт, и Альбрехт Дюрер.
— Мне плевать, — сказал Отто и опрокинул ещё стакан. — Главное, чтобы картины висели в его подвалах. Только об этом никто не знает. Даже Интерпол. А если даже и узнают, ничего не смогут поделать. Его охрана их близко к крепости не подпустит.
— Какой это Интерпол? — спросил Максик.
— Интерпол — это Международная полиция. Один раз она меня и Бернгарда чуть не сцапала. Это было, когда мы украли цыганку и на лиссабонском аэродроме собирались сесть в личный самолёт Лопеса. Но, слава богу, всё обошлось хорошо. Теперь она вот уже два года в его крепости и по утрам гадает ему на картах. Покупать ли ему акции на бирже или обождать. Или про его печень, например, потому что он сильно зашибает, даже чересчур. Или выиграет ли какая-нибудь из его скаковых лошадей.
— А я ему на что? — заинтересовался Максик. — Зачем он велел украсть меня?
Отто налил себе ещё стакан. Бутылка была почти пуста. Он прополоскал водкой горло, потом стал откашливаться. Наконец он произнёс:
— Человеку скучно, вот он и коллекционирует. Картины и людей. Вроде почтовых марок. За любую цену. Он даже целый балет украл. Одни красотки. Они ему каждый вечер танцуют. Ты думаешь, Лопес их отпустит на волю? Чёрта с два. Даже когда старухами станут. Потому что они его тогда сразу выдадут. Думаешь, я неправ? У него даже есть один знаменитый профессор: он всегда отличит настоящую картину от подделки.
— А если профессор его надует?
— Пробовал однажды! Это отразилось на его здоровье. Сеньор Лопес шутить не любит.
— А на что я ему сдался? — спросил Максик дрожащим голосом.
— Понятия не имею. Захотелось ему тебя видеть. И баста. Потому что ты чудо природы. Вроде телёнка с двумя или тремя головами.
Максик смотрел на уши Отто. «У него уши такие оттопыренные, потому что он Отто: „Отто-пыренные“». И в голове его пронеслось молнией: «Надо скорее бежать отсюда. Теперь самое время!»
Потом пришёл Бернгард (об этом я упоминал).
— В пятницу мы летим, — сказал он, входя и показывая билеты.
Вскоре он опять ушёл. Он торопился в «Кривой кубок», чтобы через час сменить Отто, хотя лысый и потерял аппетит: он ведь сказал, что ему хватит двойной порции свинины с кислой капустой.
«Через час вернётся Бернгард, — подумал Максик. — Надо действовать. Билеты уже у него. Сейчас или никогда!»
Поэтому-то так и разболелся живот у Маленького Человека. Это были колики, и мальчик громко плакал и стонал от боли. Отто даже пришлось зажать свои пыренные, вернее, оттопыренные уши — так громко вопил Максик.
Если вы мне обещаете, что не расскажете пьяному Отто, я вам раскрою один секрет. Договорились? Никто нас не подслушивает? Ну вот: только пусть это останется между нами. На самом деле у Максика живот вовсе не болел. И вообще у него ничего не болело. Нисколечко это не были колички, вернее, нисколько это не были колики. Просто это входило в его планы.
— А-а-а! — кричал он. — Ой-ой-ой! — вопил он. — У-у-у! — стонал и орал он во всю мочь, извиваясь, как гусеница в своей спичечной коробке. — Доктора! — кричал он. — Скорее доктора! Ой-ой-ой! Доктора!
— Где я тебе возьму доктора! — нервничал Отто.
— Доктора! — ревел мальчик. — Немедленно!
— Ты совсем спятил! — прикрикнул на него Отто. — Тебя весь город ищет, а я пойду за доктором, чтобы он нас выдал полиции.
— А! — стонал Максик, корчась и катаясь от боли. — Умираю! Спасите!
— Не смей! — в отчаянии закричал Отто. — Ещё этого не хватало! Да он нам шею обоим свернёт, если мы тебя живым не довезём! — Лысый даже вспотел от ужаса. — Где у тебя болит?
Максик держался за живот.
— Вот здесь! — причитал он. — Ой-ой-ой! Это колики! Доктора скорее! Или валерьяновых капель!
Он выл, как целых восемь гиен.
— Валерьяновых капель? — кряхтел Отто, носовым платком стирая пот с лица. — Где я их возьму?
— В аптеке! — заходился Максик. — Скорее! Скорее! В аптеку! Ой-ой-ой!
— Я же не могу оставить помещение! — волновался Отто. — Выпей водки! Это помогает! — Он поднял бутылку к свету. Бутылка была пуста, — Проклятье!
— В аптеку! — стонал Максик. — А то… — Он весь как-то сразу сжался, тяжело глотал воздух и уже почти неподвижно лежал в своей спичечной коробке.
Отто испуганно смотрел на коробку. Он совершенно обалдел.
— Ты в обмороке?
— Ещё не совсем, — шептал Максик. Глаза его закатились, и он стучал зубами.
— Я запру дверь, побегу в аптеку и сразу же вернусь. Понял?
— Да.
Отто нахлобучил шляпу, выбежал из комнаты, дважды повернул ключ в двери, сунул его в карман брюк, потом открыл вторую дверь, захлопнул её за собой, повернул другой ключ, сунул и его в карман и сбежал вниз по ступенькам. Из дому. Через палисадник и железную калитку. В поисках аптеки. Или хотя бы аптечного киоска.
«Валерьянку для карлика, — кряхтел он про себя. — И пол-литра для бедного Отто».