Мальчик из Уржума. Клаша Сапожкова

Сергей чувствовал себя странно среди приютских. Его сверстников что-то не было видно. Оказалось, что Васька Новогодов уже стал сапожником, рыжий Пашка определился в столяры, Наташа Козлова на казенный счет учится в гимназии на Воскресенской улице, а маленькая Зинка умерла от скарлатины. На Сергея глазели незнакомые малыши-новички, только что поступившие в приют. Сергей услышал, как один из них, высунувшись в окно, закричал кому-то во двор:

— А к нам дяденька чужой жить приехал!

А «дяденьке» было неловко и даже как-то чудно жить с такими малышами в одной комнате. Он пошел к Польнеру и сказал, что хотел бы ночевать дома, на Полстоваловской, а столоваться, если можно, он будет приходить в приют. Польнер подумал с минуту, почесал бровь, зевнул — и дал согласие.

Вечером Сергей отправился опять на Полстоваловскую. Уже закрывались лавки и лабазы на Воскресенской, и приказчики навешивали на окна тяжелые деревянные ставни. Кое-где в домах зажгли огни. На углу Буйской и Воскресенской четверо босоногих мальчишек шумно играли в бабки.

На крылечке своей бакалейной лавки сидела Людмила Васильевна и вязала длинный белый шерстяной чулок. Такие чулки она вязала уже лет пять подряд, и неизвестно было, кто же будет носить такие большие, длинные, толстые чулки.

На этот раз Саня оказался дома.

За последний год он еще больше вытянулся и был выше Сергея чуть ли не на две головы. Он кончил реальное, но ходил все еще в форме — донашивал ее.

— Ну как, Серьга, понравилась тебе Казань? — сразу же спросил Саня.

— Отчего же не понравиться? Город большой, красивый. Одних учебных заведений, пожалуй, штук около ста будет, — сказал Сергей.

Саня недоверчиво покачал головой. Он вспомнил, что когда-то, приехав из Вятки, сам плел всякие небылицы.

Должно быть, и Сергей тоже малость прихвастнул.

— Ну, а как в Казанском промышленном — трудновато учиться?

— Как тебе сказать… Не то чтобы трудно, но работы хватает. Двенадцать предметов.

Оба помолчали.

— А ты еще не бреешься? — сказал Саня, поглядев на темный пушок, который появился у Сергея на верхней губе.

— Нет, думаю усы и бороду отращивать, — ответил Сергей и засмеялся.

Так разговор и не клеился. Наконец Сергей вскочил с места и сказал:

— Знаешь что — побежим-ка мы с тобой купаться… по старой памяти!

И друзья детства отправились на Уржумку.

Дорогой Саня нет-нет да и оглядывал искоса Сергея, точно никак не мог его узнать.

«И верно, Сергей какой-то странный и непонятный стал, не то задумчивый, не то строгий. А может, эту серьезность он только для виду на себя напускает», — раздумывал Саня, вышагивая рядом с товарищем.

— Слушай, а я совсем позабыл тебя спросить — немецкий язык у вас изучают? — сказал Саня.

Сергей мотнул головой.

— Какое там! Начальство считает, что «масленщикам» немецкий знать ни к чему…

«Нет, не хвастает, — подумал Саня. — Уж что за хвастовство, если масленщиком себя называет!»

На обратном пути после купанья, уже подходя к дому, Сергей взял Саню под руку и спросил негромко:

— А ты на Полстоваловскую к ссыльным не собираешься?

— Нет, не думал, — удивился Саня. — А тебе зачем?

— Хочу познакомиться. Не заглянуть ли нам завтра вечерком?

— Что ж, заглянуть можно. У меня ведь там как-никак учитель старый живет — Дмитрий Спиридонович Мавромати, — ответил Саня.

Глава XXXI

КРАМОЛЬНИКИ

Все в городе от мала до велика знали старый одноэтажный домик под горой, в конце Полстоваловской улицы.

В этом домике, принадлежавшем вдове чиновника, старушке Анне Павловне, в трех комнатушках жили политические ссыльные, или, как их называли в городе, «крамольники». Было их девять человек, жили они дружной коммуной.

Старшим в этой молодой коммуне был рабочий ростовских мастерских Зоткин, человек лет тридцати, высокий, сутулый, с длинными, обвисшими усами. Он любил пошутить и прозвал домик под горой «Ноевым ковчегом».

Всю эту молодежь — студентов, рабочих — выслало сюда царское правительство: кого за принадлежность к рабочим подпольным организациям, кого за участие в стачечном комитете или в демонстрации. Пригнали их в Уржум с разных концов России. Были тут два поляка, два латыша, один украинец, один грек и трое русских.

И все они пришли по этапу.

В любую погоду, в зной или проливной дождь, шагали они по трактам и проселочным дорогам, прежде чем увидели зеленый холмистый городок Уржум над рекой Уржумкой.

Это была первая для них длительная остановка после тяжелого, многодневного пути с ночевками на этапных дворах. От рассвета до вечерней темноты шли они со своей партией по дороге. А конвойные ехали по сторонам на лошадях и поторапливали отстающих.

Не всегда ссыльные добирались до места ссылки прямым путем. Дмитрий Спиридонович Мавромати из города Ейска до Уржума путешествовал два с половиной месяца, а обычным путем на это нужно потратить всего пять дней.