Мальчик, который хотел быть вертолетом

Игра – это и модель, и самоцель. В истории, рассказанной трехлетним ребенком в самой зачаточной форме, как простое перечисление предметов на столе, содержится скрытый сюжет.

«Вот карандашик, бумага, ножницы» – это можно понять так: «Давай как будто я цветной карандашик, я рисую на бумаге, а ножницы хотят меня порезать, и я скатываюсь со стола».

Сюжет есть всегда. Слова придумываются в действии и становятся сценарием для игры. Четырехлетняя Саманта вырезает кружок из бумаги и катает его туда-сюда по краю стола, в ожидании своей очереди рассказывать историю.

Жила-была малышка, и у нее был кружок. И еще она плакала и просила бутылочку. И еще кружок был волшебный. И еще когда она плакала, она потом больше не плакала. Она была большая уже.

Кружок и впрямь оказался волшебным, а иначе откуда взялась бы такая история? Игра Джозефа в супергероя тоже с такой же легкостью превращается в историю. – Я Бэтмен! – кричит он, носясь между столами и вращая своим супергеройским плащом.

– А почему ты не Хи-Мен? – спрашивает Алекс. – Он же сильнее!

– А я летать могу! Смотри, какой у меня плащ!

Через минуту Джозеф уже рассказывает историю: – Однажды пришел Хи-Мен, а Бэтмен взлетел выше. Он был сильнее. Он спас положение.

– Как же он спас положение? – спрашиваю я.

– А он поймал всех плохих злодеев, – отвечает Джозеф. – Эй, Алекс, ты кем хочешь быть в моей истории?

– Я буду Скелетором!

Это очень нравится Джозефу, который сообщает мне: – Алекс всегда хочет быть плохим парнем.

Джозеф лучше меня знает, что Алекс думает про добро и зло, потому что они вместе играют, а игра – самый убедительный и информативный способ рассказывания.

Игра-фантазия и рассказывание истории всегда идут рука об руку. Послушаем Эдварда в момент, когда мы разыгрываем продиктованную им историю. Я еще не дочитала, а он уже снова занялся игрой. – Ты не сказала про злодея. А еще тут есть волк. Потому что здесь дымоход. И еще тут был малыш.

Для каждого ребенка его первая история – уникальное событие в истории мира. Лили начинает свою карьеру рассказчицы самым примечательным образом.

Папа выключил телевизор.

Это вся история, ничего больше. Вторая история, два дня спустя, повествует об еще одном событии.

Лили не хотела снимать пижамку. Вот что я хочу сказать.

Через неделю в истории появляется няня.

Маши. Вот Маши. У нее черные волосы. И мама, и папа. И Лили.

Следующая история почти такая же, но с одним важным дополнением.

Там была Маши. И мама, и папа. И Лили. И мамочка осталась.

К концу месяца можно уже различить влияние общества и волшебства.

Там было чудище. Он хороший. Кэти – мама. Нам нужен малыш. И папа тоже нужен. Это Эдвард. На нем пиджук. Я девочка в плаще. И она ехает куда-то.

Теперь у историй Лили появилась новая задача: игнорировать реальный мир и пользоваться масками, которые обеспечивают чувство контроля. Ее истории будут теперь похожи на игру, а играть – это так же естественно для человека, как ползать, ходить и бегать. Эти навыки отлично развиваются без всяких инструкций. Человека не нужно учить ходить или разыгрывать свои фантазии – все необходимые стимулы приходят изнутри, а не извне.

Дети не задумываются, как они ходят; если бы они постоянно смотрели на себя со стороны, то они бы спотыкались и падали. А если бы они еще и на других смотрели, то дело пошло бы еще хуже.

Точно так же дети не задумываются о своих фантазиях; они испытывают удивление или смущение, если кто-нибудь подслушает, что они говорят в этом своем почти сновидческом состоянии, и потом упомянет об этом при них.

Но когда несколько детей соединяют вместе свои фантазии, групповой инстинкт диктует более осознанную структуру. Теперь дети требуют соблюдения правил, требуют друг от друга внимания, сосредоточенности, все время сравнивают себя с другими, выносят суждения и оценки. Все характеристики должны быть правдоподобными, а сцены должны выглядеть убедительно: только так можно поддерживать волшебные параметры игры, создающей безопасное убежище для игроков и помогающей им развиваться.

Поскольку все дети именно так воспринимают игру, она, наряду с другими своими ипостасями – рассказыванием историй и актерством, становится универсальным способом обучения. Дети всех возрастов ждут от фантазии (вернее сказать, по-другому она и не работает), что она будет порождать непрерывный диалог, в который они с самого раннего возраста закладывают широкий спектр интеллектуального и эмоционального знания.