– «Теперь я расскажу о самом трудном», – Миа кивнула в сторону страницы на экране. – «О чем я не в силах думать. И о чем не могу не думать».[6]
«Братья Львиное сердце». Здесь младший брат, Карл Лейон, рассказывает о пожаре. Карл болеет, ему нужна помощь, и великодушный герой, старший брат по имени Юнатан, жертвует жизнью, чтобы спасти своего младшего брата. Потом все будут жалеть, что погиб не младший брат.Воцарилась тишина.
– Значит, у нас есть цифра четыре, – продолжила Миа. – Это во-первых. И у нас есть эта страница из книги, это во-вторых. Отсюда нужно и начинать.
– Но… – снова сказала Ильва, но ее опять перебили.
– И еще мы должны взглянуть на это, – сказала Миа. – Я считаю, это очень важно. На видео с камеры наблюдения, которое мы сейчас посмотрим, Вивиан выходит из квартиры, в этот четверг. Обратите особое внимание на ее походку, ладно? Я знаю многих танцовщиков. Они пластичные, двигаются, как кошки, у них под контролем каждая мышца тела.
– И что ты хочешь сказать? – спросил Карри.
– Это не танцовщица, – тихо сказала Миа и кивнула Мунку, который нажал кнопку пульта. – Это не настоящая Вивиан Берг.
16
Курт Ванг никогда не слышал такого голоса, как у нее. На пластинке – конечно, но вживую – никогда. Билли Холидэй. Радка Тонефф. Может, Эми Уайнхаус. Когда невысокая улыбающаяся девушка с длинными рыжими волосами подходила к микрофону и мягкий голос разлетался по большой гостиной, также служившей комнатой для репетиций, время будто останавливалось. Словно рассеивались облака. Словно холодная зима превращалась в лето. Словно мира снаружи не существовало. Курт даже не понимал, влюблен ли он в саму девушку или только в голос.
Квартет Нины Уилкинс.
Они встретились на джазовом отделении консерватории в Тронхейме. Лучшая школа в стране для молодых исполнителей его калибра. Взяли с первой попытки. Сколько саксофонистов было на пробах? Много, очень много. И кто поступил сразу же? Прошел все три пробы, легко и просто, да так, что ему аплодировали стоя? Он. Курт Ванг. Долговязый застенчивый парень из столичного района Манглерюд, где мальчики считались мальчиками, только если играли в хоккей. Его должно просто распирать от гордости. Ему дела не должно было быть до этой джазовой певицы, наполовину шведки. Таких было много в Тронхейме – очаровательных, очень талантливых девушек. Но нет. В первый раз, когда он услышал пение Нины Уилкинс, его колени превратились в желе, и с тех пор он чувствовал себя маленькой собачкой. Нет, господи, не собачкой, он был сам себе хозяин, просто несколько слабовольный.
И неспособный мыслить ясно.
Она предложила переехать в Осло, всей группой, и он кивал и говорил – да-да, конечно.
Она предложила заменить Мюлле на другого ударника, португальца, о котором он даже не слышал. Да-да, конечно, Нина, если ты так хочешь.
Она предложила, чтобы они играли больше на саксофоне сопрано, немного отложить тенор, подняться на октаву выше, светлее, резче, более неистово, как делал Джон Колтрейн в конце эпохи Майлза Дэвиса. Непременно. Конечно, Нина. Конечно, он будет играть на сопрано, он же всегда так и хотел, разве нет?
Да, черт побери, ему нужно взять себя в руки. Больше так дело не пойдет. Квартет Нины Уилкинс. Нина. Нина. Нина. Голос, заполонявший его голову, где бы он ни был.
Во всяком случае, после того как португалец прибыл в Осло. Новый ударник. Достаточно хорош, безусловно, дело не в этом. Техничен. Мягок. Музыка во всем теле, но лучше ли Мюлле? Нет, он так не считал. Черт, каким же он был дураком. Он должен был предвидеть это за много миль. Нина с португальцем. Крепкие объятия на диване. Горячие поцелуи во время репетиций. Рука об руку они шли по улице в «Бло».
Ему следовало покончить с этим. Сказать, что с него хватит. Конечно же, следовало. Если он считает себя мужчиной. Но, черт, как он мог?!