Сейчас чуть больше полудня, но огни под пасмурным небом напоминают карнавальную ярмарку. Томми бывала здесь
— Сколько здесь дорожек? — интересуется Аро.
— Четыре. — Я въезжаю в укромное место между двумя деревьями. — В свое время тут была только грунтовая трасса. Теперь мои дяди очень редко сюда наведываются, потому что все кардинально изменилось.
Я бы с удовольствием посмотрел на трек, когда он был новым. Опасным. Незаконным.
— Они ссылаются на то, что уже слишком стары. Говорят, «пора дать дорогу молодым», но я думаю, им просто тяжело смириться с мыслью, что придется прощаться со своим любимым местом. Они предпочитают помнить его таким, каким оно было раньше.
— Но трек перестроил твой отец, — подмечает Томми. — Они сердятся на него?
— Нет, мелкая. — Улыбнувшись, смотрю на нее через зеркало. — Все меняется. Так устроен мир. Люди меняются. Общества меняются. И ты должен меняться вместе с ними. Если для одной группы людей определенный путь был правильным — это не значит, что он навечно останется правильным для всех. Мои дяди это понимают.
Я глушу мотор, беру бумажник и телефон с консоли.
— Мы учимся. Меняемся. Растем. Если ты перестаешь расти, то умираешь.
Закрыв люк, собираюсь выйти, но в салоне слишком тихо. Я оглядываюсь и вижу, как Аро наблюдает за мной.
Что? Что я такого сказал?
Я качаю головой, помня, что лучше не начинать разговор, от которого у меня в результате только голова разболится.
— Сутулить спину вредно, — делаю замечание, увидев ее позу. — Позвоночные диски деформируются.
С лицом Аро что-то происходит — складки между глазами разглаживаются, губы шевелятся.
Она улыбается? Отвернувшись, вылезаю из машины.
— Зачем мы это делаем? — окликает Аро. — То есть я тоже не в восторге от перспективы вернуться в «тайную комнату» и умирать от скуки, пока ты продолжишь критиковать мою осанку, но нам не следует показываться на людях. — Они с Томми выходят из «Понтиака» и встречаются со мной у багажника. — Твой отец будет здесь, — подчеркивает она. — Он вмешается. Не говоря уже о том, что ты президент класса, сын широко известной в узких кругах писательницы и ростом… сколько, метр девяносто? Тебе в толпе не затеряться.
Метр восемьдесят пять.
И Аро права.
Однако родителям нужно увидеться со мной, к тому же я…
— У каждого есть телефон с камерой, а еще беспилотники, — продолжает девушка. — Что, если нас заметят? Что, если они проследят за нами до укрытия?
Я открываю багажник, вытаскиваю толстовки, завалявшиеся с прошлой зимы, когда мы ездили кататься на лыжах. С тех пор я не пользовался машиной дяди. Бросаю Аро синюю, сам беру красную. Затем достаю три маски; одну протягиваю Аро, вторую — Томми.
— Мне сделали прививку. Обе дозы, — глядя на них, огрызается Аро. — Хочешь сказать, ты не привился? Не похоже на тебя. Думала, ты из тех людей, которые даже диетическую содовую не пьют, потому что она канцерогенна.
— Маска нужна для того, чтобы скрыть твое лицо, тупица, — отвечаю ей. — Надень ее, пока у меня земля не ушла из-под ног от того факта, что ты знаешь слово «канцероген», и я не начал думать, будто у тебя есть мозг.
Аро выхватывает маску из моих рук, а Томми надевает свою.
— Это на самом деле умно. — Мелкая позирует. — Протестующие в Гонконге пользуются такими много лет, чтобы не раскрывать свои личности. Кроме того, маски становятся модным аксессуаром.
После этого она исполняет древнее танцевальное движение — делает галочку пальцами и проводит ими перед глазами.
Мы стоим, уставившись на Томми. Гонконг?
— Зато у меня мозг
Сдерживая улыбку, я натягиваю толстовку. Аро делает то же самое.
Взяв Дитрих за руку, заставляю ее ухватиться за пояс моей кофты.
— Если мы разминемся, — сообщаю Аро, — встретимся на крыше на Хай-стрит. Держи телефон при себе.
— И будь готов бежать, — добавляет она.
Это предупреждение, ведь Аро знает, что мы идем на ненужный риск, только я не удерживаю ее против воли. Она может уйти, если захочет.
Мы направляемся к гоночным трассам. Томми не отпускает мою толстовку.
— Так много «Мустангов», — воркует Аро, словно умирает с голоду.
В стороне я вижу старый «Босс 302» моего дяди. Автомобиль древний, но он — здешняя легенда. Дилан будет гонять на нем сегодня вечером.
— Тебе нравятся «Мустанги»? — Я тяну мелкую за собой.
— Люблю их. — Девушка вздыхает. — Их проще всего взламывать.
Оступившись, бросаю на нее взгляд, однако ничего не говорю.
Честно признаться, я уверен, в прошлом мои дяди были бы в восторге от Аро Маркес. В этом городе всегда найдется человек, который, узнав, кто приходится мне отцом (или дядей), обязательно скажет: «Ох, подожди, послушай-ка историю о том, как нас однажды арестовали». Думаю, именно поэтому я ненавижу ошибки. Папа слишком многим рисковал, чтобы обеспечить мне хорошую жизнь.
— Не вляпайся в неприятности, — говорю ей.