Они гребли против резкого северного ветра серыми, промозглыми вечерами в конце мая, брызги летели на них после каждого вывода весел, вода плескалась на дне лодки. Но теперь Джо вместе с членами его команды в первой лодке показали время 10.35, а это всего на четыре секунды позже, чем установленный для такой гонки рекорд. Джордж Покок наблюдал за исполнением заплыва с борта «Алумнуса». Когда он вышел на берег, то поднялся на лодочную станцию к репортеру, задержал его и вынес поразительный вердикт. «У Тома Боллза отличный, очень сильный состав, – тихо, но убедительно сказал он. – Лучший из всех, которые я когда-либо видел». Исходившие из уст Джорджа Покока, тихого и скромного человека, который не был склонен преувеличивать что-либо, особенно способности лодки первокурсников, эти слова были больше похожи на воззвание к божеству. Том Боллз перестал упоминать о наборе новой лодки. Те девять парней, которые обошли Калифорнию, поедут и в Поукипси, чтобы там соревноваться за национальное лидерство.
Вечером первого июня 1934 года марширующий духовой оркестр Вашингтонского университета и вместе с ним более тысячи болельщиков наполнили мраморный холл железнодорожной станции Сиэтла «Кинг Стрит», исполняя боевые песни и издавая радостные возгласы, пока команды первокурсников и университетские команды садились на поезд «Эмпайр Билдер» компании «Грейт Нортен», который отвезет их в Поукипси. Команда первокурсников пребывала в особенно приподнятом настроении. Очень не многие из них когда-либо выезжали за пределы западной части штата Вашингтон; большинство никогда не ездили на поездах. Однако они уже здесь и скоро пересекут целый континент. Для парней, которые выросли, доя коров, махая топорами и таская бревна, которые по именам знали половину населения своих родных городов, чьи родители могли точно сказать, когда впервые увидели автомобиль и дом с проведенным электричеством, это было впечатляюще.
Пока Джо сидел на плюшевом диване и глядел в зеленоватое окно пульмановского спального вагона, слушая гвалт, который доносился с холла на перрон, он никак не мог поверить, что все это с ним происходит. Его никогда ни с чем не поздравляли, но теперь он был частью великого события, не только предмета восторга, но даже поклонения. Это наполняло его гордостью, но в то же время и напряженным, изнутри распирающим беспокойством. И это чувство пробудило те чувства, которые он в последние дни очень сильно старался скрыть поглубже.
Тем вечером, когда их поезд «Эмпайр Билдер» проезжал через Каскадные горы по перевалу Стивенс Пасс и дальше, по засушливым полям восточного Вашингтона, парни развлекались вовсю. Они веселились до поздней ночи, играли в карты, рассказывали пошлые шутки, гоняли туда-сюда по проходам спального вагона, пинали мяч до тех пор, пока в изнеможении не свалились спать на свои койки.
Развлечения возобновились на следующий день, когда кто-то принес упаковку воздушных шариков. Они в уборной наполняли шарики водой, вставали на грохочущие площадки между вагонами, и, пока проезжали через Монтану и Северную Дакоту, радостно швыряли шарики с водой в любую доступную цель – коров, пасущихся на полях, в пыльные машины, ждущие сигнала на железнодорожных переездах, в спящих собак, развалившихся на платформах маленьких городов. Каждый раз они запевали хором «Склонитесь перед Вашингтоном» и проносились мимо своих ошарашенных жертв.
Позже Джо, воодушевленный приключением с водными шарами, немного нервничая, достал из чехла гитару, которую взял с собой. Некоторые старшие мальчишки собрались вокруг него, с любопытством наблюдая, как он крутит колки и перебирает струны, чтобы настроить инструмент. Глядя на лады и сосредоточившись на постановке пальцев, он начал бренчать по струнам и петь, начав с композиций, которые он играл в старшей школе – лагерные мелодии и ковбойские песни, которые он выучил, пока жил в шахтерском поселке, или подобрал, слушая радио еще в Секиме.
Сначала мальчики просто глазели на него, пока он пел; потом они стали посматривать друг на друга, потом хихикать и в конце концов стали кричать и улюлюкать.
– Гляньте-ка, ковбой Джо! – закричал один. Другой крикнул в сторону прохода:
– Эй, мальчишки, идите, послушайте Ранца, гребца-трубадура!
Удивленный, Джо поднял глаза и резко прекратил играть, остановившись на середине песни «Желтая роза Техаса». Он покраснел, но его челюсть сжалась, а глаза стали каменно-холодными. Он быстро и неловко запихнул гитару обратно в чехол и пересел в другой вагон.
Очень немногое могло так сильно расстроить Джо. Его музыка освещала самые хмурые дни его детства. В старшей школе она притягивала к нему людей, делала их его друзьями и даже помогала с деньгами в Секиме. Это был его уникальный талант, особенный предмет гордости. Теперь же, внезапно и неожиданно, музыка обернулась против него, напоминая, насколько неуверенно он себя чувствовал в вещах более утонченных. Когда Джо только-только начало казаться, что он становится частью чего-то большего, его опять изгнали и унизили.