Мальчишник

Кто же такой мичман, которого водители ялтинского таксопарка называли Византийцем? Кто он, если на похоронах его племянницы доктора медицины Веры Лакиер, скончавшейся в Люксембурге, присутствовали представители Витри — коммунистического пригорода Парижа — и королева Бельгии? Кто он такой, если поздравлял в письмах с «Прекрасным праздником труда и мира 1 Мая» и в то же время это его предкам принадлежал Новый Рим? Когда-то его тысячелетняя семья имела золотые монеты. На монетах — византийский император в диадеме. На монетах писалось — Палеолог.

Племянница последнего императора византийского Константина Палеолога царевна София Фоминична «переехала море со многими греками» и вышла замуж за московского великого князя Иоанна III Васильевича. Ей, царевне византийской, как сообщает историк Ключевский, приписывали решимость Ивана III перестать быть татарским данником.

Так и прибыли Палеологи в Россию, ставшую им впоследствии Родиной, Отечеством. Это и были византийские предки мичмана Черноморского флота, бойца Интернациональной бригады, узника концлагеря в Пиренеях, человека передовой русской культуры Александра Константиновича Палеолога, вернувшегося после второй мировой войны в Россию.

Александр Константинович не любил углубляться в «историческое прошлое своей исторической семьи», считая это нескромным, а может быть, даже никчемным.

Кинорежиссер Яков Базелян (Палеолог на ялтинской киностудии работал у Базеляна на картине «Дом с мезонином» консультантом по быту — одежда, посуда, мебель) однажды спросил у Александра Константиновича, надеясь на длинное, волнующее повествование:

— Вы из тех самых Палеологов?

Прозвучало только короткое:

— Да.

После возвращения на Родину Палеолог по собственному выбору поселяется в любимом Крыму, в Симферополе, там, где жил и работал Алексей Васильевич Мокроусов. У одного в роду византийские императоры. У другого — крестьяне из села Поныри Курской губернии. Мокроусов и Палеолог — почти одногодки.

Александр Константинович начал работать у Мокроусова в областном туристско-экскурсионном управлении. Написал свои первые методики для экскурсоводов, в том числе «Пушкин в Крыму».

И опять, как когда-то в юности, по камушкам прошел пушкинским маршрутом из Гурзуфа на Бахчисарай. И так же, как Пушкин, взобрался у Мухалатки по Чертовой лестнице на яйлу. Только что не было на нем, как на Пушкине, из мягкой козловой кожи сапог, которые Пушкин купил себе в Гурзуфе, в лавке у грека-башмачника.

«По горной лестнице взобрались мы пешком… Георгиевский монастырь и его крутая лестница к морю оставила во мне сильное впечатление. Тут же видел я и баснословные развалины храма Дианы», — писал Пушкин Дельвигу.

У Александра Константиновича трое детей — Андрей, Ксения и Елена («Елун»). Андрей и Ксения живут в Париже, Елена — в США. Андрей — радиоинженер и судья по конькобежному спорту. Ксения пишет отцу: «Андрей в Давосе на международных конькобежных соревнованиях снимал на пленку чемпионов всех стран, в особенности советских, о которых столько читал и слышал. Получил от них автографы».

Ксения — преподаватель славистики, Елена — тоже.

Поступали в Крым письма, фотографии:

«Дорогой папочка, мы будем рады поговорить с тобой по телефону. Мы часто дома вечером после семи, по нашему времени». Это Ксения. «Все хотят учить русский язык». Это Елена, Елун. Ксения занимается переводами с русского на французский. Как и отец, пишет русское «в» наподобие латинской «l».

Александра Константиновича Палеолога в последнее время мучила раздвоенность в жизни: он здесь, дети, внуки — там. Но он все-таки продолжал жить в России, в любимом Крыму.

Дети, или, как он их ласково называл, «мои стрижи», продолжали присылать письма, звонили по телефону.

Андрей приехал в Ялту навестить отца. Александр Константинович показал сыну Крым, все самое памятное из своего прошлого и необходимого настоящего, чтобы все это стало памятным и для сына.

Он побывал с ним в Гурзуфе, в том самом Юрзуфе, где Пушкин был так счастлив.

— Мой друг, — скажет Пушкин брату Левушке, — счастливейшие минуты жизни моей провел я посереди семейства почтенного Раевского.

Отец и сын навестили кипарис, к которому Пушкин «привязался чувством, похожим на дружество». Пушкин каждое утро гладил кипарис: было тогда дерево совсем маленьким. Прошли они из Гурзуфа в Артек, где побывал Пушкин. Поэту тогда показалось, что это место навсегда останется пустынным. Но ему понравилось звонкое, зовущее слово — Артек. На попутной машине добрались в бывший Кучук-Ламбат. Александр Константинович рассказал сыну легенду о Лермонтове и о красавице француженке. Показал ему одно из замечательных мест Крыма — мыс Плака. Свозил сына и в Бахчисарай, и Андрей, как это делал и отец, положил в фонтан две розы — белую и красную: память о Пушкине. Пушкин впервые положил в фонтан две такие розы.

Отец и сын. Их всюду видели шагающими вместе, таких похожих, вспоминает Алла Федоровна Сащенко, только разделенных возрастом.

У Андрея был день рождения, и провел он его в России. Но Андрей должен уезжать. Отец проводил сына и вновь остался один.