– Ну, дорогая, на самом деле будет преувеличением говорить, что это именно мы погрузили сестричек в беспробудный сон, – с улыбкой вмешалась Фауна. – Мы просто, так сказать, воспользовались ситуацией. Они и так уже были обессилены испытанием, которое устроила им Урсула, ну а мы подумали, что будет только лучше, если они поспят подольше, а не восстанут сразу же, едва восстановив силы.
– Лучше для кого? – тряхнула головой Тьюлип.
– Допустим, для Цирцеи. А впрочем, и для всех остальных, – ответила за всех Мерривеза.
– Мерривеза, я вижу, ты опять превысила свои полномочия! – гулко прокатился у них над головами голос Оберона.
– Оберон? – Фея-Крёстная тут же порхнула в небо. – Оберон, это ты! Как же я рада тебя видеть! – Она поманила остальных фей. – Девочку девочки, все сюда! Давайте взлетайте и познакомьтесь с Обероном!
Добрые феи пришли в невероятное возбуждение:
– Для нас такая честь познакомиться с тобой, король Оберон!
Исполинский Повелитель Леса приветствовал их улыбкой:
– Да-да, мои малютки, я тоже очень рад знакомству с вами! Ну же, успокойтесь, успокойтесь. Нам нужно многое обсудить и решить много важных вопросов, но всё должно делаться по порядку. Первым делом давайте поговорим о сестричках-ведьмах. Почему вы отправили их в царство снов? Без моего позволения такое делать не положено.
Фея-Крёстная как будто призадумалась:
– Так ведь я не знала, что ты уже вернулся в мир, о Величайший.
– Верно, верно. Ты никогда не отличалась наблюдательностью. Впрочем, у тебя есть другие таланты, и ты в полной мере проявила их, трудясь над своей подопечной Золушкой, – сказал Оберон.
Фея-Крёстная просияла от его похвалы:
– Благодарю тебя, Величайший.
– Однако, дорогая моя посланница, я должен снова спросить тебя, почему ты присвоила себе право изгнать сестричек из мира.
– Нет-нет, не изгнать! – затрясла головой Фея-Крёстная. – Ничего подобного! Они продолжают жить, мой король, и живут прекрасно – лучше, чем раньше: ведь теперь их окружает мир, который они создали для себя сами. Там им ничто не угрожает, и в то же время они никому больше не смогут причинить вреда.
– И кто же дал тебе право поступить так? – настойчиво продолжал спрашивать Оберон.
Фея-Крёстная снова задумалась:
– Что ж, наверное, я сама. Поверь, Величайший, они творили совершенно ужасные вещи. Они едва не погубили Белоснежку и свели с ума её мать!
– А ещё, – вмешалась Мерривеза, – они чуть не убили Белль, заколдовав волков в землях Чудовища. Не говоря уж о том, что они сговаривались погубить Ариэль и её отца, короля Тритона! И уж кому как не Фее-Крёстной знать, какую роль они сыграли в истории с Золушкой!
– Да-да, всё это мне известно. Конечно, так оставить эти преступления нельзя, – согласился Оберон. – Но сейчас меня больше заботишь ты, Фея-Крёстная. Почему ты решила, что это твоё дело – защищать всех этих девушек? И вмешиваться во всё подряд, даже в дела Тьюлип? Ты ведь всё время наблюдаешь за ней, хотя она давно уже окружена заботой твоей сестры.
– Я не знала, что Тьюлип под её опекой. После того как сестра помогла мне восстановить Страну эльфов и фей, я перестала чувствовать её в этом мире. Но я и подумать не могла, что это из-за того, что она потеряла память. Но как только сестра начала вспоминать, кто она такая, я снова почувствовала её. – Фея-Крёстная умолкла, обдумывая, что сказать дальше. – Прости меня, повелитель, но с каких это пор защита юных принцесс стала преступлением?
Оберон подумал, что слова феи не лишены логики. В общем-то, она не нарушила никаких законов: любая фея, исполняющая желания, наделена правом искать тех, кто нуждается в её помощи. Но тут ему стало ясно, что показалось ему самым неправильным.
– Конечно, никакого преступления в этом нет, моя дорогая. Но позволь спросить тебя ещё кое о чём: почему, при всей твоей доброте, ты не пожелала помочь Малефисенте, когда она была ещё совсем маленькой и сидела в одиночестве в вороньем дупле?
Лицо Феи-Крёстной вытянулось:
– Вижу, ты побеседовал с моей сестрой.
Оберон расхохотался громоподобным смехом, хотя на этот раз в нём звучала не радость, а скорее разочарование:
– Нет, дорогая моя. Но я видел это своими глазами, пока спал. Я видел всё, что творилось на свете. Ты бросила ребёнка бороться за выживание в одиночестве. Ты сделала всё, что от тебя зависело, чтобы не дать ей расцвести.
Лицо Феи-Крёстной исказилось от горя:
– Ты прав, повелитель. Всё, что ты сказал, – истинная правда. И это причиняет мне ужасную боль.
Три добрые феи присоединились к ней, наперебой изливая свои извинения и сожаления:
– О, нам тоже очень жаль! Честное слово! Мы изо всех сил старались делать добро во всех королевствах, чтобы загладить нашу вину в том, что Малефисента обратилась к тьме!
Оберон выслушал их и нашёл их сожаления искренними.
– Вижу, вы все действительно стараетесь исправить то, что случилось с Малефисентой. – Он снова обратился к Фее-Крёстной. – И ты, надо думать, сознаёшь, что именно твои слова стали пророчеством, определившим её судьбу.
Фея-Крёстная опустила глаза, сгорая от стыда и сокрушаясь.
– Сознаю.