— Мне твои глаза нравятся, они такие необычные, — призналась Эрменгарда, глядя на подругу с любовью и восхищением. — Они как будто всегда смотрят вдаль. Мне они ужасно нравятся. Мне ужасно нравится, что они у тебя зелёные, хотя они почти всегда кажутся чёрными.
— У меня глаза кошачьи, — сказала Сара со смехом, — но в темноте я не вижу. Я пробовала, но у меня ничего не вышло. А жаль!
В эту минуту возле слухового окна мелькнула какая-то тень, но ни Сара, ни Эрменгарда её не заметили. Если б они обернулись и взглянули в окно, они бы удивились, увидев, что в комнату осторожно заглянуло тёмное лицо, — заглянуло и тотчас бесшумно исчезло. Впрочем, не вовсе бесшумно. Сара, у которой был острый слух, вдруг повернула голову и посмотрела на крышу.
— Что это? — сказала она. — На Мельхиседека не похоже, коготков не слышно.
— О чём ты? — удивилась Эрменгарда.
— Ты ничего не слышала? — спросила Сара.
— Н-нет… А ты слышала?
— Может быть, я ошиблась, — сказала Сара, — но мне послышался какой-то шум на крыше, словно по ней что-то тихо волокли.
— Что бы это могло быть? — сказала Эрменгарда. — Уж не воры ли?
— Нет, — бодро произнесла Сара. — Здесь нечего красть…
Но она не успела договорить. Теперь обе услышали шум, только не на крыше, а на лестнице внизу. Оттуда доносился разгневанный голос мисс Минчин. Сара спрыгнула с кровати и задула свечу.
— Она Бекки ругает, — прошептала она в темноте. — До слёз её довела.
— А вдруг она сюда придёт? — в ужасе шепнула Эрменгарда.
— Не придёт. Она думает, что я сплю. Не шевелись.
Мисс Минчин очень редко поднималась по лестнице до самого верха. Сара помнила только один такой случай. Но теперь мисс Минчин пришла в такую ярость, что шла наверх, преследуя бедную Бекки.
— Наглая, бессовестная девчонка! — кричала она. — Кухарка мне сказала, что это уже не в первый раз!
— Это не я, сударыня, — с плачем оправдывалась Бекки. — Я очень была голодна, но только я этого не делала!
— Тюрьма по тебе плачет, — говорила мисс Минчин. — Это же воровство! Нет, вы только подумайте, полпирога утащить!
— Это не я, — рыдала Бекки. — Я бы целый пирог могла съесть, но только я его пальцем не трогала.
Мисс Минчин задыхалась — от гнева и оттого, что ей пришлось подняться по лестнице. Пирог был с мясом, и она собиралась поужинать им в одиночку. Раздался звук пощёчины.
— Это тебе, чтоб не лгала, — произнесла мисс Минчин. — А теперь убирайся к себе!
Сара и Эрменгарда слышали, что мисс Минчин ударила Бекки, а потом они услыхали, как Бекки, шаркая стоптанными башмаками, побежала к себе на чердак. Они слышали, как захлопнулась её дверь, как она упала ничком на кровать. Слышно было, как она плачет в подушку:
— Я бы два пирога могла съесть, только не трогала я его… не трогала. Кухарка скормила его своему полицейскому.
Сара стояла в темноте посреди комнаты. Стиснув зубы, она сжимала и разжимала пальцы. Ей так и хотелось выбежать из комнаты, но она не смела пошевелиться — пусть мисс Минчин спустится вниз и всё успокоится.
— Какая она злая, какая жестокая! — не выдержала Сара. — Кухарка всё что хочет берёт, а потом сваливает на Бекки. Но это неправда, неправда! Бекки иногда бывает такая голодная, что ест корки из мусорного ведра!
Закрыв лицо руками, Сара разразилась рыданиями. Эрменгарда пришла в ужас. Такого она никогда не видела! Сара… плачет! Мужественная Сара! Это было что-то до того неожиданное, до того непонятное доброй, но недалекой Эрменгарде. Неужели… неужели… Тут в её душу закралось неожиданное опасение. В темноте она слезла с кровати и ощупью добралась до стола, на котором стояла свеча. Запалив свечу, Эрменгарда нагнулась и вгляделась в Сару. Опасение превратилось в ужасающую уверенность.
— Сара, — спросила Эрменгарда робко и чуть ли не с ужасом в голосе, — ты… ты мне никогда не говорила… я не хочу быть назойливой, но… ты иногда бываешь голодна?
Это была последняя капля. Больше Сара не могла притворяться. Она отняла руки от лица.
— Да, — отвечала она со страстью. — Да, бываю! Вот сейчас я так голодна, что готова тебя съесть. А когда я слышу бедную Бекки, мне становится ещё хуже. Ведь ей ещё больше, чем мне, есть хочется.
Эрменгарда открыла рот от ужаса.
— А я-то, — произнесла она горестно, — я-то и не подозревала!
— Я не хотела, чтобы ты знала, — сказала Сара. — Я бы тогда была словно уличная попрошайка. Я знаю, что похожа на уличную попрошайку.
— Вовсе нет! — закричала Эрменгарда. — Вовсе нет! Конечно, платье у тебя немного странное — но на уличную попрошайку ты совсем непохожа. У тебя лицо совершенно другое.
— Мне один маленький мальчик подал однажды монетку, — сказала Сара и невольно засмеялась. — Вот она.
И она вытащила тонкую ленточку, которая висела у неё на шее.
— Он бы мне её не подал, если бы не решил, что я в ней нуждаюсь. Значит, у меня такой вид!
Монетка словно утешила их. Они немного посмеялись, хотя у обеих в глазах стояли слёзы.
— А что это за мальчик? — спросила Эрменгарда, глядя на монетку, словно это был не обыкновенный шестипенсовик, а что-то совершенно поразительное.