Маленькие дикари [Издание 1923 г.]

Было что-то трогательное в простодушии этих стариков и в их почтительном отношении к «учености» мальчика. Они безусловно верили в его непогрешимость, как математика. Рафтен как-то особенно, почти подобострастно улыбнулся ему. Ян только раз видел у него такое выражение лица, когда он пожимал руку известному боксеру, взявшему приз на знаменитом состязании. Яну это выражение очень не понравилось.

На обратном пути Рафтен с необычайной откровенностью говорил о своих планах относительно сына. (Ян понял, что гроза промчалась мимо). Он рассуждал на свою любимую тему «образование». Ян не предвидел, что это слово впоследствии будет единственным утешением для Рафтена. При виде того, как его большой сын опускался, Рафтен говорил:

— А ведь он получил хорошее образование!

Лишь много лет спустя, разговаривал со взрослым мужчиной и старым Рафтеном о былых временах, Ян узнал, что он постепенно приобрел уважение грубоватого фермера, но что особенно возвысил его в глазах Рафтена тот удар, которым он сбросил Сама в воду…

Как видел Ян, Рафтен не сердился, но что же было делать с Самом? Они до сих пор не разговаривали. Ян хотел бы помириться, но не знал как. Сам перестал сердиться и ждал удобного случая, а он не представлялся.

Сам, накормив свиней, только что поставил на землю свои два ведра, как вдруг к нему в перевалочку подошла Минни.

— Сам, Сам, катай Минни! — сказала она и, увидев Яна, добавила:

— Ян, деляй тульцик, дай Саму юцку.

Приказанию надо было повиноваться. Сам и Ян покорно сложили руки и сделали для нее стульчик. Она держалась за их шеи и приблизила их головы друг к другу. Они оба любили румяную девочку и теперь разговаривали с нею, не обращаясь друг к другу. Однако в прикосновении есть нечто, способствующее взаимному пониманию. Положение становилось странным. Вдруг Сам расхохотался и сказал:

— Давай помиримся, Ян!

— Хо-ро-шо, — запинаясь, ответил Ян со слезами на глазах. — Я очень раскаиваюсь и, поверь, больше не буду.

— О, пустяки! — сказал Сам. — Во всем виноват этот негодный мальчишка, а теперь кто старое помянет, тому глаз вон. Меня мучит только одно: как ты мог меня отбросить? Я крупнее тебя и сильнее, и старше. Я могу поднимать большую тяжесть и работать дольше, а ты швырнул меня, словно мешок со стружками. Мне хотелось бы знать, как ты это сделал.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Совсем в лесу

— Вы, кажется, много времени тратите даром, расхаживая взад и вперед. Отчего вы совсем не переселитесь на бивуак? — спросил однажды Рафтен тем бесстрастным тоном, который для всех представлял загадку, так как окружающие не могли понять, говорит он серьезно или шутит.

— Мы не по своей воле ходим домой, — ответил ему сын.

— Нам ничего лучше не надо, как ночевать в лесу, — сказал Ян.

— За чем же дело стало? Если б я был мальчиком и играл в индейцев, я бы туда переселился.

— От-лич-но! — протянул Сам (у него восторг выражался тем, что он тянул слова больше обыкновенного). — И мы это сделаем!

— Ладно, мальчики, — сказал Рафтен, — но смотрите, чтобы свиньи и коровы были каждый день накормлены!

— Значит, ты позволяешь нам уйти на бивуак с тем, чтобы по-прежнему приходили домой работать?

— Нет, нет, Вильям, — вмешалась м-сис Рафтен. — Так не годится. Надо дать им настоящие каникулы или вовсе не давать. Кто-нибудь из батраков мог бы заменить их на месяц.

— На месяц? Я такого срока не назначал.

— Отчего ж бы не на месяц?

— К этому времени уборка хлеба уж будет в полном разгаре.

У Вильяма был вид совершенно обескураженного человека.

— Я буду работать за Яна две недели, если он отдаст мне свой рисунок фермы, — отозвался Майкель с другого конца стола.

— Кроме воскресений, — добавил он, спохватившись.

— А я возьму на себя воскресенье, — сказал Си Ли.

— Вы все против меня, — ворчал Вильям с шутливым замешательством. — Но мальчики должны быть мальчиками. Ступайте!

— Гоп-гоп! — крикнул Сам.

— Ура! — воскликнул Ян, проявлявший еще больше восторга, хотя меньше необузданности.

— Постойте, я не кончил…

— Папа, ты дашь нам свое ружье? Мы не можем жить на бивуаке без ружья.

— Послушай, дай же мне кончить! Вы можете уйти на две недели, но совсем. Домой чтобы вы не возвращались ночевать. Спичек и ружья вам не надо. Я не хочу, чтобы дети баловались с ружьем, говорили, как клоун: «я не знал, что оно заряжено», и подстреливали птиц, белок и друг друга. Берите с собой луки и стрелы, по крайности, вреда никому не причините. Можете взять хлеба и провизии, сколько хотите, но готовить должны сами. Если окажется, что вы подожгли лес, то я приду с плетью, и пощады вам не будет.

Все утро посвящено было приготовлениям, которыми руководила м-сис Рафтен.

— Кто ж у вас будет поваром? — спросила она.

— Сам… Ян… — одновременно ответили мальчики.

— Гм! Вы, кажется, друг на друга сваливаете? Нужно установить очередь по дням. Пусть Сам начнет.

Она научила их, как приготовлять утром кофе, как варить картофель и поджаривать ветчину. Мальчики должны были взять с собою запас хлеба, масла и яиц.

— За молоком вы лучше приходили бы домой каждый день или хоть через день, — заметила мать.