Маленькие дикари [Издание 1923 г.]

— Папа после обеда едет в город. Тогда ты сможешь удрать. Если ты будешь пока стараться, то он не так рассердится, когда ты вернешься. Но во всяком случае не бросай калитку открытой. Если свинья забредет в лес Рафтена, то плохо тебе придется.

Вот чем объяснялось отсутствие Гая. Он пришел на бивуак со шкурами уж довольно поздно. После его ухода баловница-мать, и без того обремененная хозяйственными заботами, сама окопала два или три ряда капусты, чтобы «папа» удивился необычному усердию сына.

Телячьи шкуры были очень жестки и, конечно, не очищены от волос. Калеб заметил:

— Понадобится два-три дня, чтобы привести их в порядок.

Он положил их в топкую лужу на самом припеке.

— Чем теплее, тем лучше.

Через три дня он их вынул. Из тонких, твердых желтых полупрозрачных они теперь сделались плотными белыми и мягкими, как шелк. Волоски удалось легко соскоблить, и обе кожи были признаны вполне пригодными для барабана. Калеб вымыл их в теплой воде с мылом, чтобы очистить от жира, и выскоблил с обеих сторон тупым ножом. Затем он натянул наружный край большей кожи и стал постепенно обрезывать кругом тонкую полоску, пока не получился ремень около шеста десяти футов длины и около трех четвертей дюйма ширины. Калеб свернул, и скатал его в трубочку, затем из остатка кожи вырезал круглый кусок около тридцати дюймов в поперечнике; другой такой же точно он сделал из второй кожи. Сложив оба куска вместе, он острием ножа проколол в них отверстия на расстоянии дюйма от края и двух дюймов одно от другого. Потом он положил один круг на землю, поставил на него остов барабана и сверху прикрыл вторым кругом. Он зашнуровал обе кожи длинным ремнем, протягивая его из первой дырочки наверху во вторую внизу, затем в третью наверху, в четвертую внизу и так далее, а во второй раз, наоборот, в четные дырочки сверху и нечетные снизу, так что шнуровка перекрещивалась. Сначала ремешок был продет свободно, а затем стянут крепче, пока кожа совершенно не облегла краев барабана. К общему удивлению, Гай тотчас же завладел готовым барабаном.

— Это мои телячьи кожи, — заявил он, что, конечно, было верно.

А Калеб сказал, подмигивая:

— Дерево, кажется, тоже пошло на придачу.

Они сделали деревянную палочку, привязав к кончику кусочек холста. Гай попробовал барабан и нашел, что он дает совсем глухой звук.

«Словно бьют шубу овечьим хвостом», подумал Сам.

— Повесь его в тень, чтоб он высох, и тогда увидишь, — сказал Калеб.

Барабан просыхал и, видимо, еще больше натягивался. По временам он как-то странно гудел. Когда он окончательно просох, то кожа опять сделалась полупрозрачной, а звук его мог привести в трепет сердце краснокожего.

Индейский барабан.

Калеб научил мальчиков индейской военной песенке, и они принялись плясать в то время, как он сам барабанил и пел. Казалось, в них оживали дикие инстинкты, но больше всех был возбужден Ян. Подпрыгивая в такт, он весь трепетал и проникался каким-то ликованием. Он отдал бы все «блага» белого человека за то, чтобы навсегда сохранить ощущение, вызванное индейским барабаном.

IX

Кошка и хорек

Сам опять предпринял «набег», чтобы достать хлеба. Гай попался в плен к своему врагу и отбывал принудительную работу. Ян один остался на бивуаке. Он осмотрел все грязевые альбомы, но не нашел ничего нового, только число следов увеличилось. Среди больших отпечатков теперь попадались маленькие следы хорька и выдры. Дойдя до живой изгороди в конце меченой тропинки, Ян увидел хорошенькую желтую малиновку, кормившую неповоротливого молодого птенца кукушки, которого она, повидимому, взрастила. Он часто слышал, что кукушка кладет яйца в гнезда других птиц, но в первый раз видел это собственными глазами. Он смотрел, как неуклюжий серый птенец расправлял молодые крылья и пробовал летать, опираясь на малиновку, которая была вдвое меньше его ростом. Ян не мог понять, действительно ли нежная мать считает его, собственным птенцом или же заботится о нем только из сострадания.

Он вернулся к реке, чтоб посмотреть на нижний грязевой альбом, и нашел новый след. Срисовывая его, он сообразил, что это должен быть след молодой черепахи. Он видел также ряд знакомых отпечатков, между прочим, следы обыкновенной кошки, и удивился, как они сюда попали. Правда, эти животные были большею частью ночные, но странно, что они не боялись мальчиков, которые постоянно расхаживали вокруг бивуака. Он прилег на берегу речки, которая в этом месте прорезала себе, русло с крутыми глиняными берегами, глубиною в шесть футов и шириною в двенадцать. Воды теперь было совсем мало: она извивалась узкой лентой по тинистому дну «каньона»,[1] как Ян любил называть эту часть речки. Полосы ила по обеим сторонам воды представляли удобное место, чтоб следить за отпечатками четвероногих. Старые и новые следы виднелись там в большом количестве.