Маленький ансамбль

И вот, подчиняясь усилиям их воли и мускулов, пирамида стала выпрямляться. Но, выпрямившись, они не смогли удержаться в нужном им положении и теперь стали валиться вперед, и, что самое страшное, — из круга движения...

Тот, кто ездит на велосипеде, знает основной принцип езды: в какую сторону падаешь, в ту и нужно поворачивать руль. Володе повернуть руль было некуда, так как теперь наклон был туда, где была оркестровая яма.

Глеб и Лида медленно и неумолимо падали вперед. Это значит увечье, может быть, даже смерть. Необходимо было сделать так, чтобы они упали не в яму, а на сцену. А дальше произошло следующее.

Володя скомандовал «ап» и, оттолкнувшись от педалей велосипеда, через руль прыгнул в оркестровую яму. Таким образом, Глеб, потеряв плечи, на которых он стоял, очутился на полу, у самой рампы. От неожиданного приземления Глеба Лида, стоявшая у него на плечах, только слегка качнувшись, спрыгнула и встала на самом краю рампы.

Зал ревел от восторга, а Глеб и Лида, улыбаясь публике, искали глазами Володю. А виновник спасения, очутившись в оркестровой яме, скрылся под сценой и через секунду появился на сцене, раскланиваясь как ни в чем не бывало. Раздалась новая буря аплодисментов и крики «бис».

Под несмолкаемые аплодисменты зрителей трюк был повторен, но, разумеется, без прыжка в оркестр.

Все это произошло в течение двух минут, и даже не все стоящие за кулисами актеры поняли, что произошло, не говоря уже о зрителе.

Те, кто понял, думали: большое счастье, что сейчас около Дома, культуры не стоит «скорая помощь», что жизнь человеческая — копейка, и что профессия акробатов схожа с профессией минеров...

Когда после концерта мы ехали в нашем автобусе в Москву, жена водителя восторженно говорила: «Замечательный сегодня был концерт, только жаль, что Васильев на бис не сделал прыжок в оркестр. С прыжком интереснее!»

ДОКТОР СОБОЛЕВА

У доктора Любови Сергеевны Соболевой на письменном столе, в красивой рамке вместо фотографии написаны старинным русским шрифтом несколько строк из маленькой трагедии Пушкина:

...Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн и бурной тьмы,

И в Аравийском урагане,

И в дуновении чумы.

Любовь Сергеевна врач-чумнолог. Она работала по борьбе с этой болезнью в разных странах, о чем свидетельствуют разнообразные ордена и медали, которых у нее так много, что они не могут поместиться на одной стороне костюма. Одно из последних ее сражений с чумой произошло в Монголии в августе 1945 года.

В степи, где пастухи перегоняют скот, мальчик-пастушок нашел мертвого тарбагана (это зверек с дорогим мехом) и решил его освежевать.

Вскоре мальчик заболел и умер. Большая семья скотовода-арата Бабу была заражена. Люди умирали. Девятнадцатилетний Наянта понял, что это за болезнь!

Монгольское население знает страшные признаки чумы — «Тарбагун Тахлым». Он вскочил на лошадь и поскакал за помощью в соседний аил. Не слезая с коня, на расстоянии, Наянта прокричал: «В нашем аиле Тарбагун Гахлым!»

И вот поскакали вестники-уртолыцики со страшным известием в селение Баин Хангор. Оттуда уже по прямому проводу сообщили в город Дзапхин, где находился советский противочумный отряд, который немедленно двинулся на помощь.

Начальником этого отряда была Любовь Сергеевна Соболева.

На опустевшем стойбище, превратившемся в стан смерти, отряд начал свою работу. Соседние юрты вовремя откочевали и тем спасли себя. Из восьми членов семьи Бабу остались в живых Наянта и трехлетний мальчик.

Врач немедленно приступил к их профилактическому лечению, их изолировали друг от друга. Наянта был уже безнадежен и вскоре умер. По противочумным законам врачу предстояло вскрыть умерших, выделить культуру чумы, сжечь трупы и юрты. В довершение всех бед — исчез малыш. Соболева нашла его не сразу. Он спал, закрывшись дели, на трупе Наянты. Видимо, он замерз и прокрался к нему, когда Наянта еще пылал в жару.

Все члены отряда были убеждены в неизбежном заболевании ребенка, все, кроме Любови Сергеевны... И она приказывает построить рядом две юрты: для мальчика и для себя. И остается с ребенком в изоляции.

С мальчиком нелегко было справиться. Он был в ужасе от белого чудовища и отчаянно сопротивлялся, когда врач купала его в растворе сулемы или делала уколы. К тому же Соболева не знала его языка и не могла успокоить ребенка.

Она не могла также нарушить противочумный режим и показать ему свое лицо, закрытое маской и очками.

Вскоре мальчик заболел. Картина заболевания напоминала легочную чуму, но Соболева не сдавалась и не прекращала усиленного лечения...

На шестой день мальчику стало лучше.

И с каждым благополучно прошедшим днем в душе врача росла надежда на спасение. Короче говоря, как это ни невероятно, мальчик стал поправляться.

Однажды, когда ему было уже настолько хорошо, что он мог сидеть, доктор у входа в юрту сняла с лица маску. Боже мой! Как обрадовался ребенок, как он хохотал и хлопал в ладоши!

— Я Соболева, — говорила доктор, тыча себе пальцем в грудь. — Я Соболева!