Маленький Бобеш

— Мой отец го-го-говорил, что отец Бо-Бо-беша со-социа-лист и что мы теперь не… не должны с Бобешем дружить… — Юранек разразился рыданиями и всю свою речь произнес, заикаясь и плача.

— А ты знаешь, мальчик, что такое социалист?

— Мой отец го-го-говорил, что это плохие люди, что они мятежники и воры.

С парты поднялся Гонзик.

— Что ты хочешь, Гонзик?

— Э… этот Юранек глупый, господин учитель. Мой отец тоже социалист, а он совсем не ворует.

Учитель на это ничего не ответил, велел Гонзику сесть и серьезно сказал Юранеку:

— Твой отец, Юранек, неправ. Социалисты не такие. Человек, который ворует, не является и вообще не может быть социалистом. Запомни это. Что означают слова «социалист» и «социализм», я вам объяснять не буду, потому что вы все равно этого не поймете. Для этого вы еще слишком малы. Этого даже многие взрослые люди как следует не могут понять. Но вы всё это сможете узнать, когда станете постарше. — Учитель сделал паузу и обратился к Юранеку, который все еще рыдал: — Юранек, ты хочешь меня порадовать, да? Тогда не разговаривай больше на эту тему с Бобешем. Не говори о том, чего сам не знаешь. Даже если дома услышишь что-нибудь от отца… Так, а теперь подай Бобешу руку. И вы снова будете дружить, как и раньше.

Юранек подал руку Бобешу. Правда, в глаза ему он все же не глядел. Однако Бобеш своей руки не подал.

— Ну, Бобеш, подай скорее руку Юранеку. Ты разве не хочешь дружить с ним?

Бобеш молчал.

— Почему ты молчишь? Ну? Почему не отвечаешь?

Но Бобеш и на этот раз ничего не сказал и только расплакался.

— Ладно, беги, Бобеш, садись.

Юранек стоял с протянутой рукой даже тогда, когда Бобеш уже сидел за партой. И, только когда учитель велел ему тоже садиться, он ушел с высоко поднятой головой. Он вытягивал свою тонкую шею и держался так, как будто бы его смертельно обидели.

Глава 54

СОЧЕЛЬНИК

В сочельник мать с самого утра была грустной и часто принималась плакать.

— Слезами горю не поможешь, — говорил ей дедушка.

К Бобешу после обеда зашел Гонзик. Мать разрешила им пойти покататься на лыжах. Все были рады, что Бобеш ушел. При нем они не хотели говорить об отце, а мать не могла при нем даже как следует поплакать. Дедушка хорошо знал, как утешить мать. На каждое ее грустное слово он знал, как ответить. Но бабушка заладила, как всегда, свое. Без конца твердила, что она хорошо все знала, наперед всех предупреждала, только на слова ее никто никогда не обращает внимания. А теперь уже поздно. Бабушка хотела во что бы то ни стало доказать свою правоту, но снова только поругалась с дедушкой и ушла к соседям.

Вдруг кто-то постучал в дверь. Вошло трое рабочих. Поздоровавшись, дедушка спросил одного из них:

— Если не ошибаюсь, не вы ли пан Шпачек?

— Конечно, дедушка, я Шпачек. А это вот товарищ Прохазка, а это — товарищ Вондрачек. Ну, а теперь мы вам скажем, зачем мы к вам пришли.

У матери от волнения тряслись руки. Она боялась, что случилось какое-нибудь несчастье с отцом. Может быть, его отвезли даже в суд… Рабочие держались как-то серьезно, торжественно и чуть-чуть растерянно. Странно было только то, что каждый из них держал под мышкой по большому свертку. Пан Шпачек наконец откашлялся и заговорил:

— Наш забастовочный комитет решил всем семьям арестованных помочь на праздники. Мы собрали в организации кое-какие средства, и здесь вот вам… примите, как от своих… Товарища Яноуша мы все очень любим. Это достойный и мужественный человек, таких сейчас мало…

Мать заплакала и не смогла даже хорошенько поблагодарить. Но это сделал за нее дедушка. Он взял сверток от товарища Шпачека и положил на стол. Мать только спросила, есть ли надежда, что отца скоро освободят. Оказалось, что еще неделю назад отпустили пять человек. Вчера отпустили еще двоих. Всего в тюрьме вместе с отцом оставалось теперь только пятеро.

— У нас будет печальное рождество… — заплакала мать.

— Успокойтесь, пани Яноушова! — утешал ее пан Прохазка. — Ведь ваш муж ничего не сделал. Сказал только господам правду в глаза. Теперь, конечно, нельзя говорить правду. Ну, правду и тюрьмой не убьешь…

— Что верно, то верно. Правда, святая правда! — поддакивал дедушка пану Прохазке.

— Мы пойдем, пожалуй. Нам надо зайти еще в две семьи: к Ванькам и к Стегликам. День теперь короткий, скоро будет темно. До свидания! Желаем вам, чтобы товарищ Яноуш вернулся на праздники домой.

Дедушка также пожелал им счастливых праздников, поблагодарил и попросил передать всем товарищам привет.

Рабочие ушли. Никто не говорил ни слова. Потом дедушка нарушил молчание:

— Веришь ли, Тоничка, иногда так человека за сердце возьмет… В такую минуту… Ну, посмотри, разве это не замечательно? В мои молодые годы такого не бывало. По крайней мере, я не помню… Сейчас люди больше друг за друга стоять стали, а это хороший знак… Ведь люди эти такие же бедные, как и мы, а все-таки…

Дедушке изменил голос.

— Знаешь что, отец? — сказала, помолчав, мать. — Мы должны из этого дать что-нибудь пани Веймоловой. Хотя бы немного муки и сахару. У них ведь сейчас вообще ничего нет.

Дедушка закивал головой: