Маленький Сайгон

Я написала для него самые лучшие песни. Душа моя была так полна и чиста, что музыка получалась прекрасной. Я написала несколько простых песен на английском, чтобы сделать ему приятное. В некоторых из них были такие сильные слова, что я не хотела, чтобы их услышал Лам, поскольку знала о его любви ко мне. Эти песни я написала на маленьких листках и тайно передала их лейтенанту Фраю. Теперь я знаю, что мои глаза — глаза юной девушки — были наполнены любовью к нему, хотя я не сомневалась, что успешно скрываю свои чувства.

На следующей неделе наша встреча прошла как обычно, но я заметила прохладцу между Ламом и лейтенантом Фраем. За нами сидел рядовой Кроули, как всегда молчаливый, с автоматом наготове.

В конце нашей встречи мы остались одни, и лейтенант Фрая признался, что он в меня влюблен. Я тоже сообщила ему о своих чувствах. Он сказал, что хотел бы, чтобы я через две недели переехала в расположение его части. Ему не хотелось, чтобы я продолжала рисковать. Он сказал, что не простит себе, если снаряды, направляемые его разведкой, попадут в меня и я погибну. Он сказал, что в качестве шпионки я сейчас для него не так ценна, как женщина.

Я была счастлива. И в то же время мне было страшно. Я ответила, что мне надо подумать. Трудно вообразить, какие противоречия овладевают тем, кто влюбился в мужчину во время войны — в мужчину другой расы и религии, из другой страны, из другого мира. Я понимала, что если перееду в расположение его части, то мне надо забыть о прежней жизни навсегда. Я знала девушек, которыми солдаты просто попользовались. Слова любви, произнесенные в пьяном дурмане. А иногда даже этого не было. И я понимала, что вьетнамскую женщину, которая ушла к американцам, ее народ будет презирать как проститутку. Такие женщины перестали быть вьетнамками, но не стали американками — они были отверженными. Но у меня ни разу не возникало мысли, что лейтенант Фрай способен обойтись со мной таким образом. Женщина, что пребывала во мне, страстно желала его. А девушка стремилась убежать прочь.

На следующий день я не пошла на рынок. Вместо этого я прогулялась к пруду близ моей хижины и думала на его берегу несколько часов. Я сидела и бросала в воду веточки. Я страшилась того, что случится со мной, если я уйду к лейтенанту Фраю, и все-таки мне хотелось пойти к нему. Я боялась навлечь на себя гнев моего народа, но я понимала, что если я уйду к лейтенанту, меня возненавидят.

Лам, должно быть, проследил, как я пошла к пруду. Он был спокойнее и рассудительнее, чем обычно. Сидел в нескольких метрах от меня. Наконец он поднял ко мне свои темные глаза и заявил, что любит меня. Он хотел быть со мной, хотел мне помогать. Он говорил, что мы одной крови и одной судьбы. Сказал, что война скоро кончится победой коммунистов. Он просил меня выйти за него замуж, чтобы у нас было то, что поддержит нас, когда настанут черные дни.

И это когда я пошла к пруду, чтобы все взвесить!

Я сказала ему, что подумываю о том, чтобы переехать в часть к лейтенанту Фраю. Лам вскочил и с силой бросил в воду сучок. Он много нехорошего наговорил об американцах. Сказал, что смешивать разные крови — это зло, что наша раса не должна соединяться с американской. Он бушевал на берегу пруда, потом подошел к камню, на котором я сидела, и приблизил ко мне свое лицо. Он сказал, что Беннет Фрай попользуется мною и потом избавится от меня как от ненужной вещи. Он сказал, что мне придется бороться за жизнь без него, без Лама. Сказал, что если я уйду к лейтенанту, меня убьют немедленно, как только победят коммунисты. Он сказал, что уйти к Беннету — значит выбрать смерть.

В тот момент все, что я понимала — это то, что не хочу Лама.

Наша следующая общая встреча была тягостной от напряжения. Лам и лейтенант Фрай не выказывали друг другу никаких знаков любви. В конце встречи лейтенант Фрай объявил мне, что у него изменились планы. Он хотел, чтобы я была в части уже этим вечером, со всеми пожитками. Мне были бы обеспечены безопасность и кров. Еще он мне тайно сказал, у ограды плантации, что уверен, будто Лам выдал наши планы, и нескольким его людям это стоило жизни. Он просил меня ничего не говорить Ламу о его любви ко мне, но было уже поздно.

Когда мы с Ламом шли через джунгли к моему дому, он сказал мне, что знает о предложении лейтенанта Фрая. Он остановил меня на тропе, нежно положил ладони на мои плечи и попросил меня не уходить. Он умолял меня собрать мои пожитки и перенести их в его хижину, которая располагалась на полпути между моим домом и расположением части. Он стал бы любить и защищать меня. Ведь мы оба вьетнамцы.

Меня сотрясало горе. Лам это видел, поэтому он отпустил меня. Он сказал напоследок: что бы ты ни решила, обязательно зайди ко мне в хижину — сказать „да“ или попрощаться. Он взял с меня обещание.

Я согласилась, потому что так было честно.

В тот вечер я собрала вещи. Нести было немного: несколько кастрюль и горшков, одежда и моя гитара. Я сказала своему дому „прощай навсегда“ и вышла в ночь. В душе я знала, как поступлю.