Барбара разрыдалась.
– Пожалуйста, не плачь, – смягчилась Анна. Не мать очень редко плакала – если такое вообще когда-нибудь бывало. Теперь же, казалось, она плачет постоянно.
– Ты не знаешь, какие у меня проблемы.
– Ах, какие у тебя могут быть проблемы! – вздохнула Барбара.
– О, ты даже себе не представляешь. Ты просто представить себе не можешь, – снисходительно сказала Анна. Она снова почувствовала себя ребенком, на четвереньках ползущим в материнские объятия. Только не вредна ли такая инфантильность?.. Ну, в конце концов, рассудила Анна, это всего лишь короткий телефонный разговор, и даже Вильгельм Гроэ верит в открытое выражение чувств, особенно когда они предназначаются родной матери.
– Анна, я тебя знаю, – сказала Барбара, шмыгая носом. – Твое решение бросить свою работу – это все твои
– Секер.
– У тебя прекрасная скромная работа. Зачем ее бросать?
– Мама, запомни, теперь на меня уже не действует эмоциональный шантаж.
– То же самое было, когда ты захотела стать собаководом.
– Мне же было всего семь… – возразила Анна, стараясь сохранить серьезность.
– И косметологом. Помнишь? Ты тогда сказала, что это твоя «мечта».
Анна действительно так сказала, когда, закончив Политех, умоляла родителей оплатить ее учебу в Лондонском институте красоты и моды.
Брошюра, в которой рекламировался этот курс, представляла все в радужном свете, на фотографиях были запечатлены красавицы, делающие стрижки на красивых головах или маникюр на тонких, изящных руках. Были там и глянцевые фотографии студенческого кафе, где холеные студенты попивали капуччино. Но Анна и не подозревала, что красота может быть такой серьезной научной дисциплиной – с лекциями, курсовыми работами, зачетами. В реальности ей приходилось возвращаться домой, сгибаясь под тяжестью учебников с иллюстрациями женщин, страдающих всякими заболеваниями кожи. В первый же день на нее обрушилась информация о сыпи, фурункулах и прыщах.
Она бросила учебу после первого же семестра.
– Анна, это было то, чем ты «всегда» хотела заниматься.
– Мама, тогда я была очень молода, – сказала она, изо всех сил сопротивляясь возвращению к своей старой роли – роли ребенка Барбары, которая в свою очередь играла (бездарно) роль матери.
– Твоя «мечта»… – повторила Барбара, но без тени осуждения или насмешки. – Ты не могла без этого жить. Ты хотела быть косметологом всех звезд Голливуда.
– Я про это забыла.
Анна уже начала улыбаться.
– Так, значит, папа съехал? – Она села на диван и подтянула колени к груди. Ей нравилось это состояние – снова быть ребенком.
– Да, но я позвонила тебе не затем, чтобы… Давай поговорим о более счастливых моментах, – оживилась Барбара.
– Что ты думаешь по поводу развода? – спросила Анна, обнимая колени.
– Ну… – Казалось, что слова даются Барбаре с трудом. – Зачем об этом говорить?
– Просто я знаю, как важен был для тебя брак – в принципе.
– Ну, тогда знай, что я не хотела развода. Но после нашего разговора… Слишком многое было между нами сказано, а сказанного не воротишь. Проблема Дона в том, что он не знает, когда счастлив. Он никогда не успокоится. Правда, в этом, на мой взгляд, виновата партия, которая вдалбливает людям в голову всякую чепуху. Это партия заставила Дона поверить в то, что ему нужны такие вещи, как, например, портьеры в складочку. Или Кэтрин. Все это сидит у него в голове. Но я-то знаю твоего отца. Он не будет счастлив с
Анна не знала, стоит ли ей пригласить мать к себе на новую квартиру. Ей хотелось услышать ее мнение о квартире; она прекрасно знала, что, во всяком случае, наружный вид дома уж точно произведет на Барбару впечатление, как бы она ни старалась скрыть это.
– Но он и раньше не был счастлив, так ведь? Никто из вас не был счастлив.
Любой приличный психолог сказал бы Анне, что тем самым она напрашивается на отповедь со стороны матери.
– Ох, счастливы, – повторила Барбара таким тоном, словно это было какое-то неприличное слово. – Не будем больше об этом. Давай поговорим про Рождество. Чем ты будешь заниматься? Приедешь ко мне, как обычно?
– Ну, если выбор станет между тобой и Кэтрин…
– Ну, тогда лучше пойти к дьяволу, знаешь ли.
Анна почувствовала, как при этих словах ее мать улыбнулась.
– A «SOS!» выйдет в Рождество? – спросила Мирна у Анны, в то время как Шелли в знак соболезнования повесила на шею Кармен мишуру.
– Еще бы! Рождество – это самая горячая пора. Как раз в это время мы наживаемся за счет распадающихся семей и самоубийств. Количество слушателей нашей аудитории резко увеличивается. Это здорово. Нам поступают очень возбуждающие звонки о смерти…
Она посмотрела на Мирну и вдруг вспомнила: