«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949

Каждый случай утери или хищения документа следовало тщательно расследовать, установить «обстоятельства утраты, степень виновности коммуниста». Предписывалось рассмотрение таких дел не затягивать. Решение последней инстанции должно было последовать «не позднее, чем через 15 дней после факта утери или хищения партдокумента»383. В ноябре 1945 года начальник Политуправления ГСОВГ (ему в то время подчинялись политорганы СВАГ) генерал-лейтенант Пронин в специальной директиве отметил участившиеся случаи хищений партийных билетов на железных дорогах и в трамваях, во время отпусков и командировок. По его словам, большая часть утерянных документов бесследно исчезала и попадала в руки врагов. Причины Пронин связывал с пьянством и небрежным, безответственным хранением384.

Коммунисты СВАГ довольно часто хранили свои партийные билеты где попало – «в карманах брюк, в полевых сумках», в чемоданах при переездах, на квартирах, в бумажниках, «в кисетах с табаком и курительной бумагой». Порой превращали партийный документ в адресную книжку или не обращали особого внимания даже на отклеившуюся фотографию385. Новообращенным, да и не только им, постоянно напоминали, что хранить партийный билет нужно при себе отдельно от всех документов, в специально пришитых карманах. Карманы брюк, по мнению партийных работников, для этой цели никак не подходили386. Действительно, брюки могли подвести, как это произошло с коммунистом Симаковым, у которого «карман от старости материала пришел в негодность», а через дыру партбилет выпал и был потерян387

.

Насчет карманов у женщин ничего конкретно не говорилось. Но зато им рекомендовали хранить партбилет в клеенке, особенно в летнее время388. Куда эту клеенку следовало убирать, не разъяснялось. В ноябре 1946 года партийное собрание Центрального клуба СВАГ слушало дело о замене дефектного партбилета коммунистки И. (члена партии с 1928 года). И. утверждала, что партбилет был всегда при ней, но во время уборки ей стало плохо, она упала в обморок и случайно намочила документ. Однако ей не поверили. Некоторые почему-то стали утверждать, что «она замочила партбилет не во время обморока, а где-то в другом месте» и просто «халатно отнеслась к его хранению». Вступились коммунистки: «Почему не верят члену ВКП(б)… ведь женщина не мужчина, и с ней ведь действительно возможен обморок, а партбилет был при ней»389. И. отделалась предупреждением. Женские сумки тоже были под вопросом. Коммунистка Р. положила в дамскую сумку свой партийный билет и пошла в овощной магазин. В очереди у нее «срезали сумку и похитили партийный билет и все остальные советские документы». Как высказался по этому поводу один из членов партбюро, «иностранная разведка прощупала слабые места и нашла их в дамских сумках», а коммунисты потеряли всякую бдительность

390.

Персональное дело могла повлечь не только утрата документа, но даже нанесение ему минимального вреда – немного поблекла печать или отклеилась фотография. Чтобы отделаться лишь упреком в «невнимательном отношении к состоянию партбилета»391, нужно было убедить собрание, что ты хранил партбилет правильно, всегда имел его при себе и только обстоятельства непреодолимой силы привели к такой печальной ситуации. «Свой партийный билет я хранил всегда во внутреннем боковом кармане, отдельно от других документов, в обложке. Партбилет из кармана вынимал только при смене костюмов и при уплате членских взносов. О его наличии убеждался всегда ощупью кармана… никогда не оставлял ни дома, ни в сейфе на работе и всегда имел его при себе»392

, – уверял коммунист П., потерявший фотографию с партбилета. Секретарей партийных организаций призывали проверять партбилеты перед началом партсобраний и даже рекомендовали систематические проверки393. Подобным рекомендациям следовали далеко не все и не всегда, но некоторые ретивые парторги проверочными налетами не брезговали.

Потеря партбилета, в принципе обычное житейское дело, могла превратиться в настоящую трагедию. Известен случай, когда переживание по этому поводу оказалось настолько сильным, что довело человека до нервного расстройства. Проштрафившийся коммунист начал говорить: «Зачем мне теперь жить?»394 Товарищи по партии убеждали его «не подвергаться малодушию» и не проявлять слабость395. Правда, судя по протоколам, это было скорее исключением. Большинство все-таки не склонно было впадать в депрессию по подобному поводу. В любом случае за такими реакциями стояло опасение стать жертвой гражданского остракизма и испортить себе карьеру. На партийных собраниях коммунистам наглядно демонстрировали ритуальную строгость наказания и неприятные личные последствия порчи или утраты партбилета. И это вызывало не доверие к партии, пусть и принудительное, а страх перед ее карающей рукой.