«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949

Там, где уровень образования сотрудников был выше среднего, налицо было больше понимания бесполезности и бессмысленности постоянных штудий одного и того же пособия. Тем более что в 1948 году повторение «Краткого курса» было в основном закончено, и все приступили уже к «вторичному повторению» материала434. Член партбюро военной комендатуры города Шверин радостно рапортовал: «Я изучаю 5-й раз историю ВКП(б) и надеюсь сдать на „отлично“»435. Он прекрасно понимал, что это не учеба, а чистая профанация, что и было отмечено проверяющими. В тех (частых) случаях, когда офицеры «плохо над собой работали» и ничего не помнили, бедняг снова усаживали за парты436. Принудительную зубрежку особенно не любили в «интеллектуальных подразделениях» СВАГ, таких как газета «Теглихе Рундшау», Управление информации, аппарат Политсоветника, да и не только там

437. Коммунисты робко намекали, что «нет особой необходимости в организации марксистско-ленинской учебы», поскольку все изучали марксизм-ленинизм в высших учебных заведениях438. Сотрудница Управления информации СВАГ просто отказалась сдавать экзамены, ссылаясь на то, что она кандидат филологических наук439.

В некоторых подразделениях попытались сделать учебу полезной. В Управлении информации СВАГ умные головы предложили вместо надоевшего повторения «Краткого курса» заниматься страноведением, изучать Германию, «повышать деловую квалификацию»440

. В редакции «Теглихе Рундшау» не стали в который раз штудировать обязательный «Краткий курс», а взялись за третий том «Истории дипломатии»441. Начальник Управления УСВА земли Тюрингия Колесниченко в марте 1949 года на партактиве безнадежно просил включить в учебные планы вопросы оккупационной политики, чтобы офицерский состав мог сориентироваться «в той обстановке, которая имеется»442. Но вместо полезных знаний о Германии коммунистам упорно навязывали пропагандистскую жвачку. 30 марта 1949 года Политуправление СВАГ обвинило партийное руководство Управления информации в том, что в феврале оно подменило идеологическую учебу спецподготовкой. Вместо марксистско-ленинской обязаловки, как того требовала программа занятий, коммунисты посмели изучать решения конференций СЕПГ443, действительно необходимых сотрудникам.

Сваговцы всегда находили способ минимизировать свои усилия: искали материал полегче, предпочитали газетные статьи «в ущерб работе над первоисточником», «пользовались одним и тем же конспектом…», на лекции приходили «для отбытия номера», скрывались от партийной учебы, ссылаясь на служебные перегрузки. Проверявшие жаловались, что никаких мер к прогульщикам не применяли444. Все попытки наладить самостоятельное обучение заканчивались одинаково: «При проверках оказывается, что никто ничего не читает и ничего не знает»445. Налицо был тихий саботаж. Недаром член партбюро Военно-морского отдела СВАГ инженер-капитан 2-го ранга Юрин выразительно назвал подобные занятия «самостоятельным ничегонеделанием»: «Спрашиваем, чем человек занимается, а он отвечает: „Я повторяю работы Сталина“. „А ты чем?“ „Я хочу эту передовицу прочитать“. „А я пойду…“»446 Куда именно пойду? Ясно, что не в библиотеку. Таких «уклонистов» прорабатывали на партбюро. Слушали самоотчеты. Придумали метод активных консультаций. По мнению партработников, этот метод был «очень хорош». Вот только сваговцы просто игнорировали консультации и не ходили на них447

.

На занятиях предпочитали отмалчиваться. Не только из-за отсутствия усердия. Выделяться, размышлять, высказывать свое мнение было делом опасным. Советский человек жил под гнетом иллюзии тотального контроля над его политической благонадежностью и публичным поведением. (Об иллюзии говорим потому, что тотальным был не контроль, а страх перед этим контролем, постоянное ощущение нависшей опасности.) В глубины психики внедрялся механизм самоцензуры, который выступал как способ самозащиты. Любые дискуссии вызывали у коммунистов тревогу. Любой ответ, не совсем правильный, мог быть расценен как провокация, как антипартийность. Самостоятельно мыслить было не нужно и опасно.

Один из коммунистов с ужасом вспоминал, как вдруг на занятиях началось «философское собеседование»: «Некоторые товарищи дошли до таких разговоров: „А что будет после коммунистического общества?“ Начали рассуждать… „Когда мы так отвлеклись, пытались решать самостоятельно такие вопросы, я пришел к убеждению, что нам нужна сильная консультация, потому что изучение первоисточников без наличия сильной консультации может привести к плачевным результатам…“»448 В другом управлении на одном из занятий «завязалась дискуссия о возможности или невозможности построения социализма в современной Югославии при правящей клике Тито»449. О чем сразу же было доложено в Политуправление. Какая может быть дискуссия, когда все точно сформулировано и определено партией? От «клики Тито» ничего хорошего ждать не дозволялось.