Малолетка

Улыбнулась, вспоминая, как пугались медсестры, когда по утрам обнаруживали меня спящую на раненом больном, а он прогонял их, чтобы не смели будить. Как он не отпускал меня ни на шаг от себя и твердил ежеминутно, что никогда не оставит. Что будет рядом всегда. Что я только его девочка.

А потом я вспоминала всё это, находясь в жуткой белой палате одна. И выла, царапала стены от ужаса, что всё это мне привиделось, почудилось, приснилось… Что нет и не было его в моей жизни.

А он просто так наказывал меня. Показал мне, что я действительно его девочка. Ему принадлежу и он вправе сделать со мной всё, что пожелает. А теперь даже не просит о прощении. Просто ставит перед фактом… Что ничего не изменилось. Что я всё ещё его.

* * *

Аня со стоном упала на мощную грудь Пахома и усмехнулась, тяжело дыша после очередного «марафона».

– А ты сегодня особенно сумасшедший. Ася на всех очень хорошо влияет, да? – прикусила нижнюю губу, царапая его кожу острыми ноготками. – Вон как завелся, только увидев ее.

Гена столкнул девушку с себя и резко сел на кровати.

– Закрой свой рот и впредь думай, что говоришь. Давай, шмотки надевай и проваливай. Когда из душа выйду, чтобы духу твоего тут не было, – поднялся и пошел к двери.

– Ты её любишь, да? Скажи мне, ведь любишь? – голос девушки задрожал, а глаза заблестели от слёз. Нет, не от безответной любви, от страха… До чего это всё дойдёт? И чья голова полетит первой? Его, друга Лаврова? Или её, бледной копии Аси? – Хотя, нет, не нужно. Ничего не говори. Я сама всё скажу. Сначала ты хотел, чтобы я соблазнила Макара, так сказать, утешила его, заодно приглядывая, чтобы не натворил глупостей. Да?

Геннадий ничего не отвечал, прошёл к бару, налил себе выпить и залпом махнул стопку, чтобы тут же ее наполнить снова.

– Потом Макар вернул Асеньку, разумеется, не без твоей помощи, и ты решил не нарушать их… кхм… Идиллию. Если, конечно, то, что между ними происходит, можно так назвать. Теперь я должна просто приглядывать за нашими голубками, чтобы ты был спокоен, а в случае чего, вмешался. Так?

Мужчина опрокинул в себя очередную стопку и расслабленно плюхнулся на кресло, не удосужившись даже одеться. Зло усмехнулся и жестом руки велел продолжать.

– И вроде всё замечательно. Ты настоящий друг. Заботливый… Прямо таки хранитель Лавровского очага, да? И я даже не могла подумать иначе, пока однажды не допёрла… Ты велел мне стать дублем Аси не для Макара. Для себя. Чтобы ты мог целовать её, трахать, иметь её в рот, но при этом оставаться для «оригинала» всего лишь другом мужа.

Рюмка с водкой треснула и хрустальные осколки посыпались на ковер. Пахом стряхнул их с руки, не сводя напряжённого взгляда с Ани, что продолжала свою историю. Шерлок с сиськами, мать её.

– А блинчики? С ума сойти же, Гена! Ты даже это запомнил! Однажды увидев, как Ася их делает, ты запомнил рецепт. Запомнил и то, какие они на вкус. Помнишь, сколько раз ты заставил меня печь их, выбрасывать и снова печь, пока не получилось, как у нее? Ты думаешь, что у твоего друга паранойя, но сам болен. Ты же псих, Гена. Ты сумасшедший. Скажи мне, как давно это произошло? То, что ты называешь обязанностью заботиться о семье друга? – девушка поднялась с постели и принялась надевать бельё. – Когда она пропала ты понял, что не можешь без нее, не можешь не видеть ее? Или когда ты узнал, что она в сумасшедшем доме? Или может раньше, когда Лавров был ранен, а тебе пришлось заботиться о ней? Оооо… Не говори ничего… Я всё вижу по твоим глазам. Ты влюбился в неё, когда Макар был в коме! – наигранно сочувствующе покачала головой и застегнула молнию на платье. – Как же так, Гена? Ведь это не по понятиям. Не по-братски это.

– Продолжай, – сделал большой глоток водки прямо из горла и откинулся на спинку кресла. – Давай, Ас… Аня.

Девушка гомерически захохотала, запрокинув голову.

– Даааа… Ты очень часто называешь меня во время секса её именем. Так я, собственно, и поняла, в чём тут дело. Ты не можешь забрать женщину своего друга, а потому меня превратил в её копию и время от времени потрахиваешь, представляя на моем месте её. Ты заставил меня перекрасить волосы, сменить стиль одежды, походку и даже манеру говорить. Ты больной сукин сын, Гена! Скажи мне, сколько я ещё тебе должна? Сколько? Когда уже отработаю этот проклятый долг? Я хочу свободы, Гена! Я устала быть той, кем не являюсь! Я люблю пить пиво, смотреть футбол и бегать по утрам, а не печь гребаные блинчики! Я хочу быть собой, мать твою! – схватила из бара первую попавшуюся бутылку и, глотнув янтарной жидкости, закашлялась. – Когда случится это чудо и ты оставишь меня в покое?

Пахом скривился в злой ухмылке.

– Подойди.

В глазах Ани промелькнул страх, но, собравшись с духом, всё же подошла. Она очень хорошо знает, что бывает, если ослушаться Пахома. А разозлить пьяного Пахома – в сто раз хуже для здоровья.

– Наклонись.

Медленно склонилась к его лицу, от страха кусая губы. Одним резким движением Пахом схватил девушку за волосы и, больно рванув, практически впечатал её лицо в свой пах.