Малороссийская проза

Товпыга. Ничего хорошего, а много худого. Вышли мы из лесу благополучно, взошли на дорогу, скоро сошлись с другими чумаками, к утешению нашему также «идущими с солью». Долго ли нам, тобою воспитанным, сойдясь с ними, подружиться? «Скинувшись по слову, стали приятели», свои фуры разместили между их фурами, «палим люльки», песни поем и идем весело от места до места. Дорога лежит нам на тот город, где ты, батьку, проучил городничиху; мы и ничего. Посоветовавшись с Довбнею и своим ничего не сказавши, объявили чумакам, что нам надобно завернуть в сторону верст пятнадцать от города. Почему же мы не пошли через город? Уж ли бы не стало у нас сметливости? Не могли бы мы обмануть городничихи? Эге! Оно так, да не так. Городничиху обманули жиды и между дровами провезли знатные товары. Городничиха взяла с них за провоз дров, и как узнала, что товары прошли мимо ее рук, то, прибивши мужа с сердцов, приказала все, везомое через город, объявлять ей, и сама все осматривает. Вот мы и побоялись попасться ей в руки. Хорошо сделали, да вышло нехорошо. Отстали от чумаков и расположились в поле ночевать, от города верстах в трех. После первого сна Довбня будит меня и говорит: «Беда! Жидка нашего нет с нами, чуть ли не с вечера ушел!» Нечего делать, видимо, измена. Как только можно скорее вооружась, запрягли фуры и поспешили отъехать от того места, где ночевали, и начали запутывать путь свой. Ничто не помогло. На заре набежали верховые. Первое дело – Довбню убили… Что мы могли против такой силы? Нас окружили… Ссадил и я несколько человек; вижу, что я уже почти один, схватил свободного коня и к тебе, батьку!..

Гаркуша (закрыв лицо руками, рыдает горько). Довбня, Довбня!.. Оставил ты меня сиротою!.. Первая кровь за меня и чрез меня!..

Товпыга.

Фуры наши тут же поворотили в город, и при них поехала городничиха на своей таратайке, а с нею и предатель жид, как видно, известивший ее и наведший на наш ночлег. Получила добра немало!.. Батьку! Все наше пропало. Собери детей, разорим город, возьмем свое и потешимся над городничихою.

Гаркуша (рыдая). Все прах!.. Вдвое, вдесятеро дал бы столько, лишь бы Довбня был со мною!..

Горесть Гаркуши была невыразима. Совершенно потерянный, он не внимал ничему… Сколько Товпыга ни спрашивал у него, что он предпримет теперь, сколько ни представлял, что нужно действовать и взять предосторожность на будущее время, Гаркуша все говорил одно, что он в эти часы не может придумать ничего, подумает, обдумает… и, упав на землю, опять плачет, вспоминая о Довбне. «Я, я один виноват за него! – говорил Гаркуша. – Я, избрав ложный путь, увлек и его в погибель! О, если бы он был со мною! Действуя по новому плану, я стер бы с себя пятно… и Довбня был бы понят!..»

Не сделав никаких распоряжений, остались ночевать на том же месте.

– Что вы, дети? Откуда взялись? – спрашивал Гаркуша бежавших к нему с разных сторон отпущенных им прежде товарищей.

– Беда, батьку! – кричали они в большом волнении, бросаясь к нему, целуя полы платья его и все крича: – Беда! где наши все, где оружие? Подавайте нам его!..

Едва одного из них мог остановить Гаркуша, чтоб расспросить, что случилось. «Нам изменил жидок, – говорил он. – По известным ему приметам он ведет к нам большое число вооруженных солдат… Мы тебя, батьку, не оставляли, мы не выходили из леса, стерегли тебя… куда бы ты ни пошел – и мы бы за тобою. Теперь помрем за тебя… где наше оружие?.. Мы дадим себя знать…»

Оружие было сложено в чаще леса… Второпях едва вспомнили место; отыскали, поспешно вооружались, торопливо заряжали ружья; шайка Гаркушина никогда не действовала вооруженно, а потому и обращаться с ружьями и саблями не всякой в ней умел. С пришедшими всего составилось не более тридцати человек.

Товпыга со слезами умолял Гаркушу скрыться в густоту леса: «Мы все поляжем, – говорил он, – а тебя, батьку, не выдадим».

Гаркуша. За последнего из вас жизнию пожертвую. Моя жизнь ничего. Скорее, скорее. Не ожидайте нападения, идите против них. Утешьте меня: повалите жида… отмстите за Довбню!..

Гаркуша был окружен совершенно военною командою. Не привыкших к битве, но все-таки нападающих, почти шутя отбивали; по необходимости убито несколько, прочие все взяты…

В городе суматоха. Мужчины, женщины с детьми бегут, даже немощные старики, едва передвигая ноги, все идут к одному месту.

Женщина (подошла к соседке). А что тут будет такое? Не будут ли кого штрафовать?

Соседка. Нет, то будет после, а теперь только этою улицею повезут лютого харцыза Гаркушу.

Женщина. Разве уже схватили его?