Мальтийская история: воспоминание о надежде

Заснул только под утро. Мозаика образов крутилась в голове: Надэж, детские воспоминания о Париже, Найдин, скалы с высящимися фортами, родители, собор Сен-Пьера и Сен-Поля в старом Нанте. Проснулся – в глазах «песок» от недосыпа. По дороге перехватил чашку кофе и кусок свежевыпеченного хлеба, десять пенсов на бочку, служившую столиком в закусочной – и в гавань.

В этот день на капитане надет китель. Видимо, он уже не первый час крутился в порту. Но его рыжая шевелюра и заломленная набекрень фуражка внушала уверенность в нашем будущем (в каком только?). Нас ожидало короткое объявление капитана.

– Сегодня весь экипаж занимается погрузкой. Завтра выходим в море.

– Куда идём кормить рыб? – выкрикнул бретонец Жиль, зевая.

Моро пренебрежительно взглянул на нарушителя дисциплины.

– Тебе это не грозит – акулья печень не выдержит такого удара.

Экипаж дружно заржал.

– Зато может задница будет цела, – буркнул под нос Жиль.

Но слух Моро не подводил.

– Твоя задница всегда имеет шанс получить хороший пинок от меня.

Насмешливый взгляд кэпа переместился с развязанного бретонца на Папашу Гийома.

– Провести проверку двигателя.

Мы полезли в трюм, нам предстояла рутинная работа: запуск, проверка режимов.

На причале орало радио, сообщая о последних новостях. Наши чумазые лица торчали из люков, когда диктор холодным тоном начал читать сообщение: «Диктатор Италии Бенито Муссолини сделал сегодня заявление об объявлении Великобритании и Франции войны. Соответствующие ноты переданы послам стран-союзниц…» Мы замерли. У меня как-то всё сжалось внутри, предчувствуя недоброе: итальянская Сицилия всего лишь в сорока морских милях от нас.

Тем временем по сходням перевозились и перевозились ящики, тюки, мешки. Всё это загружалось в грузовые трюмы нашего судна.

Несмотря на всю секретность проводимой операции, в среде моряков трудно что-то скрыть, и Папаша Гийом уже поделился последними новостями: завтра уходит очередной конвой в Александрию, в состав которого входит наша «Бретань». Штаб восточно-средиземноморского командования эвакуируется с Мальты в Египет – таково решение Черчилля.

Уже к вечеру удалось разместить и закрепить весь груз. Судно было готово к завтрашнему отплытию. Усталые, но довольные члены экипажа после вечерней поверки разошлись кто куда.

На зенитных точках возились солдаты. Объявлена полная боевая готовность; угроза атаки со стороны фашистов стала реальностью. Но я в это не очень верил: вряд ли макаронники так быстро смогут провести серьёзные операции против британских войск.

Кругом ходили рабочие и прибивали, где только можно, указатели к бомбоубежищам. Самих подземных катакомб на острове было немало благодаря строительным гениям ещё рыцарей мальтийского ордена, в том числе и в Великой Гавани: несколько входов в стенах окружавших бухту фортов давали возможность жителям скрыться в случае бомбового удара фашистов по острову. Теперь над входами в бомбоубежища висели большие таблички на английском и мальтийском.

Помывшись, побрёл домой, на улицу Сент-Джонс. Всё-таки решил попрощаться с мадам Растиньяк перед нашим отплытием. Сначала зашёл на свою квартиру – соседка как обычно отсутствовала – надел белую рубашку и отправился знакомой дорогой к Надэж. К счастью, мадам Растиньяк была дома. Открыв входную дверь, она сразу узнала меня, несмотря на сумрак в коридоре.

– О, Виктор, какое счастье, что ты зашёл! – она прижала руки к груди. – Я так виновата перед тобой. Заходила к тебе, но…

– Не стоит, Надэж, – перебил её, махнув рукой. – Не принимай так близко к сердцу, я по другому поводу…

– Конечно-конечно. Проходи, пожалуйста, – она суетливо отступила назад, приглашая меня внутрь.

Я немного помялся прежде, чем объяснить причину своего визита. Она ожидающе смотрела на меня. В её комнате горела керосинка, в кастрюльке шуршала вода и стукались яйца. Отблески от огня играли в её глазах (может, мне это казалось?).

– Завтра наше судно уходит из Ла-Валетты. Пришёл попрощаться, – я отвёл взгляд от девушки.

– Как уходите? – Надэж выдохнула. – Этого не может быть!

Но, поняв глупость своего заявления, замолчала и прошла в комнату, я последовал за ней. Включила тусклую лампочку в облезлом торшере. Повернулась ко мне.

– Здесь пьют английский чай. Сойду с ума, если пробуду на этих скалах ещё немного. У меня есть бутылка вина. Выпьешь со мной?

Я открыл рот, чтобы ответить, но не успел: мадам сжала кулачки и дёрнула руками.

– Пожалуйста, не отказывай.

Она была так мила – смиренная просительница, не принимающая отказов. Невольно улыбнулся.

– Конечно, не откажусь.

– Тогда открывай, – она вытащила из шкафа бутылку и хлопнула по ней. – Хочу напиться, – Надэж передала мне бутылку, сама села за маленький столик, грустно добавив: – но у меня нечем её открыть.

Подперев голову рукой, она смотрела, как я тщетно пытаюсь открыть бутылку без открывалки.

– Если бы у тебя была шпага, то ты бы отрубил горлышко.

Она как-то отстранённо вздохнула и подпёрла подбородок уже обеими руками, приготовившись к длительному ожиданию.