Мальтийское эхо

Часть рыцарей поспешила в королевство обеих Сицилий. Гомпеш решил воспользоваться этим и отправить Пергамент и Укладку в Сиракузы, в катакомбы Св. Иоанна. Так как сам он планировал направиться в Триест, который тогда находился под владычеством Австрии, выполнить это сложное и ответственное поручение должен был его секретарь, аббат Руайе. Барон знал аббата давно, еще в Вене Руайе также выполнял обязанности секретаря при Гомпеше. Между ними было полное доверие и взаимопонимание. Кроме того, аббат хорошо знал епископа Сиракуз, что позволит согласовать тайные работы Руайе в катакомбах. Все нужно было, конечно, тщательно обдумать. В деталях и не информируя епископа о том, что, как и где точно спрятано. Сказать: важнейшая реликвия Ордена и не более того. Аббат тоже не будет осведомлен, что именно содержится в том пенале и том футляре. Мастера-каменотеса, который будет делать закладку в катакомбах, после завершения всех работ нужно под строгим присмотром Руайе привезти в Триест.

В начале лета 1798 г. Большой Совет возложил на Павла титул Протектора (Покровителя) Ордена иоаннитов, а Литта назначен послом Ордена в Петербурге. Далее Большой Совет примет решение об учреждении второго (православного!) Великого приорства российского.

«О, этот 1798 год! Театр абсурда! Нужно, необходимо было мгновенно принимать ответственные решения! И я же «держал нос по ветру!» — думал барон, раскуривая трубку, набитую дешевым вонючим табаком.

«Но ветер удачи изменил мне!» — он глубоко затянулся несколько раз и облака дыма повисли под низким потолком, символизируя собой туманность ситуации 1798, особенно его «среднегодовья».

Литта в письмах Гомпешу отзывается о Павле с удовлетворением. Русским послом на Мальте назначен О'Харра. Через него барон неоднократно обращался к Павлу за помощью, финансовой, да и военной. Однажды в странном для него эмоциональном порыве Гомпеш достал из кармана золотой мальтийский крест, усыпанный бриллиантами и вручил О'Харре. В присутствии членов Совета Большого Креста! Это же признание за О'Харрой статуса «рыцаря по праву». И такой же крест дается графу Литте.

Не только во Франции, но и по всей Европе исчезают приорства Ордена. И «побрели» многие рыцари в Россию. И не просто странствовать отправились, а стали упорно просить Павла принять титул великого магистра. 15 августа 1798 г. в Петербурге состоялся капитул Великого приорства российского, на котором его, Гомпеша, заочно (он уже почти месяц «отсиживался» в Триесте), сняли с должности великого магистра и выбрали новым 72-м великим магистром Ордена госпитальеров российского императора Павла I! Но, несмотря на то, что 27 октября I798 г. это решение было ратифицировано Орденом, Павел ждал окончательного официального решения Папы. Но тот был во французском плену и лишь написал в письме Литте о поддержке Павла.

В то же время европейские лидеры ждут от барона его официальной реакции на агрессию Наполеона. Он еще юридически великий магистр. Но он четко высказал свое осуждение Бонапарта лишь 12 октября 1798 года. Гомпеш был уверен, что «игра» не окончена. И все-таки 6 июля 1799 (чрез год!) под давлением императора Франца II он «добровольно» отречется от звания великого магистра. Ведь иначе ему грозило лишение австрийского подданства!

«Все зыбко, все может поменяться! Я могу все еще вернуть», — тогда подумал барон.

Между тем в ноябре 1798 г. Павел I принимает звание великого магистра. Ватикан был возмущен, но решения и указы Павла не отменял. Тем более что Павел, став великим магистром, оплатил долги Ордена и оказывал большую и разностороннюю помощь рыцарям. И звон монет как всегда приглушал возмущенные восклицания чересчур ревностных рыцарей и других догматичных католиков: «Павел — православный, ранее не был даже членом Ордена, женат, не давал обетов нестяжательства, благочестия и послушания».

От табачного дыма ело глаза, и барон сел у маленького оконца, чуть приоткрыв его. И все вспоминал и анализировал события последних лет. Ум его до конца дней был проницательным и память великолепной. Он один из немногих понял весь замысел Павла в отношении Ордена: тот хотел «наднационального и межконфессионального» сплочения европейской аристократии против влияния (весьма зловредного и крайне опасного!) Французской революции! Это конечно и умно, и благородно, но такие глобальные дон-кихотские идеи всегда чреваты неожиданными и самыми серьезными поворотами. Да еще в России, где над головой монарха всегда «висит петля».

Да и Наполеон ведь тоже оправдывал свои действия в отношении Ордена якобы тем, что тот хочет «отдаться» православной России, разыгрывал в глазах Европы карту защитника католической веры.

«Я никогда не доверял этому «прагматичному цинику» Бонапарту, но и русским тем более», — барон встал со стула и направился к прикроватному столику, чтобы набить еще одну трубку.

Орден был унижен и обессилен, и играть в благородство поздно и глупо. И как показали дальнейшие события, он ведь во многом оказался прав!