Малый апокриф (сборник)

Впрочем, мне сейчас было, естественно, не до него. Я совсем уже было решился — перебежать опасную зону, но как раз в эту секунду раздался знакомый бензиновый рев — серые, в защитных разводах бронетранспортеры, точно ящерицы, выскочили к Каналу со всех сторон и, мгновенно осекшись, замерли, проскрежетав по асфальту. Гроздью мертвенных солнц загорелись прожектора. Сквер был залит голубоватым сиянием, проникавшим, казалось, и в землю — до самых корней. Было ясно, что от него нигде не укрыться. А из центра сияния вдруг проревел мегафон: Выходите!.. По одному!.. Стреляю без предупреждения!.. — Все, — сказала усталая Маргарита, — это — конец. — Где-то тонко заверещали, по-видимому, от отчаяния. Я увидел, как схваченный прожекторами, вдруг замер чуть согнутый силуэт. Находился он именно там, куда я только что — собирался. То есть, к счастью, точнее к несчастью, но кто-то оказался проворней, чем я. Я увидел, как человек этот в растерянности мотнулся обратно. Но обратно, до сквера, он, разумеется, не добежал. Прохрипели — внахлест — сразу две автоматные очереди, наколов, будто спицами, чью-то ненужную жизнь, и — бесформенный грубый мешок мокро шлепнулся на трамвайные рельсы. На какую-то долю секунды повисла гнетущая тишина. Вероятно, безжалостности этой демонстрации было достаточно. — Не стреляйте!.. Выходим!.. — прозвучало сразу несколько голосов. И из сомкнутых блещущих глянцем кустов очень робко начали подниматься люди. Их было гораздо больше, чем я предполагал. Словно статуи, выпрямлялись они в неземном освещении и стояли, как статуи — по пояс в кустах. Маргарита, по-моему, тоже хотела выпрямиться, но я быстро схватил ее за плечи, пригнув к земле, и она, слабо дернувшись, послушно присела: только губы полоской блеснули на смуглом лице. Странная жестокая это была улыбка. — Ни в коем случае! — шепотом сказал я. И она мне кивнула — опять оскалившись. Серебристая паутина растянулась у нее над головой. Я и сам не понимал, на что я рассчитываю. Отсидеться в кустах, разумеется, нам никто не даст. Разумеется, уже через две минуты начнется прочесывание. Нас, скорее всего, мимоходом пристрелят, если найдут. Бесполезно и глупо рассчитывать на снисхождение. При теперешней ситуации снисхождения нам не видать. Но и сдаться, поднявшись, как все остальные, — тоже бессмысленно. В этом случае — сдавшись — мы просто попадем в Карантин. Навсегда. Без затей. Разбираться никто не будет. Есть приказ коменданта, и следует его выполнять. Ведь не зря же огородили на Охте громадный участок. Карантин, между прочим, это — та же самая смерть. Только более долгая и, видимо, более мучительная. Я не слышал еще, чтоб оттуда кому-нибудь удалось бежать. Капониры. Песок. Говорят, выжигают напалмом. И контрольная полоса, говорят, шириной в километр. Слухи ходят самые невероятные. Карантины курирует лично генерал-лейтенант Сечко. Заместитель военного коменданта по правопорядку. Впрочем, что — заместитель, по-существу, он и есть — комендант. Так что вряд ли здесь можно на что-то реально надеяться.