Малый апокриф (сборник)

То есть, путь к отступлению был безнадежно закрыт. Я не знаю, что за чудовище облюбовало себе этот участок Канала — ряска, тина, кувшинки полностью скрывали его, но, конечно, соваться туда — нечего было и думать. Маргарита, по-моему, даже заплакала, уткнувшись в кулак. — Хруммм!.. Хруммм!.. Хруммм!.. — раздавалось уже в непосредственной близости. Кажется, никто не слышал этого, кроме меня. Ситуация была абсолютно безвыходная. Честно говоря, я тоже чуть было не заплакал в кулак. Потому что вырастала передо мной — колючая проволока Карантина. Впрочем, даже за проволоку Карантина я, по всей вероятности, не попаду. Представляется удобный случай избавиться от члена Комиссии. Не воспользоваться таким случаем может только круглый дурак. — Закурить у тебя не найдется? — неожиданно спросила Маргарита. — Очень хочется закурить, ведь — в последний раз… Боже мой, жизнь прошла и — ничего не осталось… Кто мог думать, что все закончится именно так?.. — К сожалению, я не мог ей сказать ничего утешительного. Потому что действительно все заканчивалось именно так. Сквозь чугунную вязь парапета я видел, что сквер постепенно пустеет. Группа гипсовых статуй, повинуясь команде, ушла — сконцентрировавшись на углу, где стояли фургоны — их раскрытые дверцы глотали одного за другим, а по скверу, опять же как статуи, двинулись цепью солдаты, автоматы — у бедер, береты, комбинезоны, ремни, впереди — две овчарки, повизгивающие от возбуждения. Им до нас оставалось, наверное, метров сто пятьдесят. Метров сто пятьдесят — две минуты прогулочным шагом. Я почувствовал в сердце какую-то космическую тоску. Черный замерший город вдруг распахнулся передо мною. Крыши, улицы, площади, реки, бульвары, мосты. Фонари, переулки, дворы, подворотни, каналы. Я смотрел на все это, как будто со стороны: сквер, солдаты и два человечка на мелких ступеньках. И смертельная жгучая боль, что застряла в камнях. Умирание улиц, бульваров, дворцов, площадей и каналов — фонарей, переулков, дворов, подворотен, мостов. Небо — в темных провалах. Дома — из холодного пепла. И — болотная зыбкость сырой и зовущей земли. Цепь солдат неуклонно, как смерть, приближалась. И меж ними и мной нарастала вселенская боль. Маргарита, раскачиваясь, шептала что-то невнятное. Я чуть-чуть наклонился, чтоб лучше ее рассмотреть. Вдруг взорвались до неба какие-то дикие крики. Треском сучьев в костре поднялась беспорядочная пальба. Я увидел, что цепь автоматчиков мнется и пятится. И что многие падают — наземь, закрывшись руками, ничком. Потому что из неба над сквером вдруг выплыло нечто огромное. Нечто как бы из бронзы — просвечивающей насквозь. От Торговых рядов до Канала простерлись его очертания. Плотный медленный ветер дыханьем прошел по кустам. Сладкой жутью пахнуло от догнивающих водорослей. Губы Зверя разжались, чтоб — что-то сказать. И вдруг лопнул асфальт — зазмеив угловатые трещины…