Мама для малышки, или Надежда в подарок

Дневной свет бьет безжалостно по покрасневшим от слез глазам. Щурюсь, разглядывая медработницу в яркой униформе. Она тепло улыбается мне, аккуратно устанавливая катетер в и без того уже исколотые вены, поправляет флакон на стойке очередной капельницы и вновь переводит свой светлый взгляд на меня.

— Тяжело, — искреннее сочувствие сквозит в ее словах, — но это не конец света, поверь мне.

Заботливые руки поправляют сбившееся одеяло, а у меня к горлу вновь подступает ком отчаяния и горьких слез.

— Поверь мне, все у тебя еще будет. Вон, муж у тебя какой заботливый! Вы оба еще молоды, и со здоровьем у тебя по этой части тоже все хорошо.

Молчу, потому что голосовые связки уже второй день отказываются издавать какой-либо звук, кроме хрипа, надорвались за сутки истеричного рева, когда после суточных предродовых мук на свет появилась моя малышка. Мое рыжее чудо, смотревшее на меня мутными младенческими глазенками, морщившее курносый носик и поджимавшее пухлые губки, силясь выдать свои первые звуки.

— Давайте, мамочка, ребенка. — Сухой, усталый голос неонатолога и ее бесцеремонные действия вызывают у меня возмущение.

— Но… — пытаюсь протестовать, но силы не равны, и малышку все же забирают.

— Так положено, — тихо объясняет мне акушерка, проделывая еще какие-то манипуляции с моим обессиленным телом. — Ребеночка осмотрят, проведут нужные процедуры и принесут тебе в палату. А ты пока отдохнешь, выспишься, поешь нормально, чтобы было чем маленькую кормить.

Заботливые интонации успокаивают меня, усталость берет свое, и я проваливаюсь в сон, как только оказываюсь в палате. Просыпаюсь лишь к вечеру, проспав почти десять часов, с тягостным предчувствием непоправимой беды.

— Выявлена патология, несовместимая с жизнью. Мы сделали все, что в наших силах, — безразлично звучат оправдания врачей. Безликие фразы рвут мое сердце на части, дикий крик оглашает помещение просторной палаты, а требование вернуть мне моего ребенка гулким, бесполезным эхом проходится по коридорам медицинского учреждения.

Прибежавшая медсестра вкалывает что-то мне через катетер, оставшийся от прежней капельницы, и я уплываю в туман молчаливого забвения. Забвения, из которого я за прошедшие два дня выныриваю лишь на краткий миг, чтобы вновь погрузиться в трясину отчаяния и боли.

Все вокруг, словно издевка — сочное, жизнерадостное, теплое. А меня окутывает плотный кокон мрачного уныния, внутри меня холод и безжизненность, чувства радости атрофировалось.