Мамка-кормилица

— Да докторъ не знаетъ, баринъ. И Софья Петровна тоже не знаетъ за ней этой прорухи.

— Что такое?

— Только Бога ради, баринъ, вы не говорите Софь Петровн, что я вамъ сказала.

— Да что такое? Говорите, пожалуйста.

— Выпить любитъ. Изъ-за этого-то, кажется, она и въ воспитательномъ не поладила.

Колоярова передернуло.

„А что если это правда?“ — подумалъ онъ и даже испугался, но сообразивъ, что тутъ можетъ быть и ложь изъ-за наискорйшаго полученія мста, сказалъ:

— Послушайте, мн кажется, что вы клевещете.

— Зачмъ-же, баринъ, намъ клеветать? Она сама намъ разсказывала, что выпила она въ воспитательномъ — ну, изъ-за этого все и произошло. Возьмите, баринъ, меня въ кормилицы. Я два года тому назадъ уже кормила у господъ и знаю все, какъ и что… Меня учить не надо.

— Я взялъ… — растерянно произнесъ Колояровъ. — Мн докторъ выбралъ. А если васъ намъ акушерка не показала, то, должно быть, вы не годитесь по своему молоку. Вы когда родили?

— Да ужъ недли дв съ половиной, баринъ, — отвчала женщина.

— Ну, вотъ видите. А у меня полугодовалый ребенокъ.

Въ сосдней комнат раздались шаги. Женщина тотчасъ-же скрылась за дверью.

„Вретъ… Клевещетъ… Не можетъ быть, чтобъ эта Степанида, которую мы взяли, была пьющей… Не похожа она на пьющую. Да наконецъ, у насъ будетъ подъ присмотромъ. Гд ей достать у насъ вина“! — успокаивалъ себя Колояровъ.

Показались докторъ Кальтъ и акушерка.

— Здорове здоровой. Не ладно она скроена, но крпко сшита, — отрапортовалъ докторъ Колоярову про Степаниду. — Золото, а не кормилица.

Сходя съ лстницы вмст съ Колояровымъ отъ акушерки, докторъ Кальтъ опять завелъ разговоръ о винт.

— У меня есть маленькая статистика о моей игр,- говорилъ онъ. — Играю я, какъ вы знаете, въ большинств случаевъ по маленькой, но какая-бы игра ни была, въ четныя числа я почти всегда проигрываю, въ нечетныя — выигрываю. И даже тринадцатое число для меня счастливо.

Колояровъ не слушалъ его. Въ голов его сидла кормилица.

— А что, докторъ, мн пришло въ голову… — началъ онъ уже совсмъ внизу, на подъзд. — Не пьетъ-ли эта кормилица, которую мы ваяли? Лицо у ней такое подозрительное, видъ такой.

— Никакихъ указаній нтъ, — отрицательно покапалъ головой докторъ. — И лицо ничего. Не красавица она, но лицо, какъ лицо. Нтъ, батенька, вы мнительны, очень мнительны.

Они стали садиться каждый въ свои сани.

— Такъ вы обдаете у насъ сегодня, Федоръ Богданычъ? — спросилъ Колояровъ.

— Обязательно. Составляйте партію. Навщу трехъ-четырехъ больныхъ и буду у васъ.

Колояровъ и докторъ похали въ разныя стороны.

XVII

Колояровъ пріхалъ домой къ обду. Его уже ждали. Жена вышла въ прихожую. Она была взволнована.

— Что такое? Что съ тобой? — сносилъ онъ.

— Да все съ мамкой… Цлая исторія… — отвчала жена. — Представь себ, она опять къ швейцару бгала и просидла тамъ боле получаса. Я останавливала, но никакихъ средствъ… „Не смете, говоритъ, удерживать… я къ жениху“… А утромъ, пока мы спали, она, говорятъ, и сундукъ свой къ нему переправила. Наши люди помогали и перетаскивать.

— Успокойся, Катишь, — торжественно сказалъ Колояровъ, цлуя жену. — Новая кормилица нанята, и сегодня вечеромъ акушерка привезетъ ее къ намъ. Федоръ Богданычъ и я — мы вмст выбирали. Федоръ Богданычъ прідетъ къ намъ обдать.

— Да, но Еликанида-то… Вдь все-таки до вечера… Не лучше-ли Мурочку до прізда новой кормилмицы на коровьемъ молок продержать, на мук Нестле, что-ли? Ты посмотри на Еликаниду. Я никогда не видла ее такой… Глаза блестятъ… рожа красная… Раньте была, какъ овечка, а теперь дерзничаетъ. „Не смете задерживать!“ Кольцо ужъ обручальное у ней на рук появилось… Мн кажется, она даже выпила тамъ у швейцара. Отъ нея пахнетъ. Александра Ивановна опрыскивала ее одеколономъ, но все-таки отъ нея отдаетъ. Да и кром вина, новыми сапогами отдаетъ.

— Федоръ Богданычъ прідетъ сейчасъ обдать и все ршитъ. А пока будь покойна.

Въ гостиной къ Колоярову вышли дв старушки-бабушки и засыпали его вопросами о новой мамк.

— Молодая или пожилая? Какихъ лтъ? Надюсь, ужъ вы красивую не выбирали?

— Красота не принималась въ разсчетъ. Отыскивалось только здоровье и молочность, и Федоръ Богданычъ говоритъ, что она вполн отвчаетъ всмъ требованіямъ, — сразу удовлетворилъ любопытству бабушекъ и жены Колояровъ. — Но она не уродъ. Такъ себ заурядная простая женщина и зовутъ ее Степанидой.

— Степанида и Еликанида! Какъ это пришлось въ риму, — сказала бабушка Колоярова.

— А подойдутъ-ли ей наряды Еликаниды? — спросила мать Колояровой, отличающаяся всегда разсчетливостью. — Какого она роста?

— Такого-же, какъ и Еликанида. Разв немножко побольше.

— Ну, это даже хорошо, потому Еликанид вс сарафаны длинны.

Черезъ полчаса пріхалъ къ обду докторъ Федоръ Богданычъ. Онъ прочелъ молодой Колояровой цлую лекцію о томъ, что перемна молока, сдланная разъ или два, никогда не повліяетъ на здоровье ребенка, и успокоилъ ее.