Мамка-кормилица

— Докормишь ребенка до конца, будешь къ нему внимательна, ласкова — и все наше блье, которое мы теб дадимъ, вс наряды кормилицы — все теб пойдетъ, — сообщилъ ей Колояровъ.

— Съ удовольствіемъ, баринъ, съ удовольствіемъ. Я къ дтямъ ласкова, люблю дтей, — отвчала та.

— И тюфякъ теб, и подушки теб отдадимъ, будь только къ своимъ обязанностямъ исполнительна.

— О, он эти правила вс знаютъ! — замтила акушерка. — Сюда и неученая-то придетъ, такъ сейчасъ-же научатъ. Здсь школа.

— Я, милая Софья Петровна, въ первый разъ по мстамъ, — отвчала Степанида и тутъ-же спросила Колоярова: — А сапоги и калоши, баринъ, тоже, на вашъ счетъ?

— Я не знаю, какъ у насъ теперешняя мамка живетъ. Жена это знаетъ. Но хорошо, пусть будутъ и сапоги съ калошами наши. Только долженъ предупредить, что вдь со двора мы тебя одну отпускать не будемъ.

— Ой, баринъ! Такъ какъ-же тогда?

— А ужъ тамъ какъ знаешь! Гулять мы тебя будемъ пускать, но въ сопровожденіи бонны или горничной.

— Баринъ, ваше благородіе! — вырвалось у Степаниды, и лицо ея омрачилось.

— Да вдь ужъ это порядокъ извстный для тхъ, кто въ мамки поступаетъ, — замтила ей акушерка.

— А какъ-же ребеночка-то моего мн навстить? Вдь онъ у меня теперь у квартирной хозяйки.

— Ребеночка должна въ воспитательный отдать! Отдашь и получишь билетъ. Откормишь господскаго ребенка и возьмешь своего, — вразумляла ее акушерка и прибавила:- Да чего притворяешься-то! Ты вдь все это лучше насъ знаешь. Ты вдь въ кормилицахъ жила въ воспитательномъ.

— Жила, жила, но изъ-за того и ушла, что тамъ воли мало, да и жалованье пустое. Опять-же трехъ кормишь. Свой и два чужихъ ребенка на груди.

— Ты что: замужняя или двица? — поинтересовался Колояровъ.

— Двушка, — отвчала Степанида и потупилась. — Гд замужней быть!

— Замужняя большая рдкость, — вставила свое слово акушерка. — Он не идутъ въ кормилицы. Да и бракуютъ ихъ. Вдь мужъ своими посщеніями надостъ. А не пустить нельзя — мужъ.

— Нтъ, нтъ! чтобъ никакихъ посщеній! — воскликнулъ Колояровъ. — Такъ вотъ думай, Степанида, а нтъ, такъ мы съ другой уговоримся.

— Нтъ, зачмъ-же… Я согласна буду. А только кто-же за ребеночка моего въ воспитательный платить будетъ?

— Конечно-же, ты… — быстро отвчала ей акушерка. — Ты это должна длать изъ своего жалованья.

— Да велико-ли жалованье, барыня Софья Петровна!

— Ахъ, ты неблагодарная! Да такого жалованья иной писарь-чиновникъ не получаетъ. Зачмъ-же ты въ пріютъ записалась? Зачмъ-же ты въ кормилицы идешь, если недовольна? — упрекнула Степаниду акушерка.

— Да я довольна, а только вонъ у генеральши одной моя землячка жила, такъ тамъ и за ребеночка ейнаго въ воспитательный платили. За четырнадцать мсяцевъ платили, а я-то вдь иду на мсто на сколько? Ребеночекъ-то господскій вдь ужъ подросши.

— На пять-шесть мсяцевъ ты поступаешь въ кормилицы къ намъ, — сказалъ Колояровъ и тутъ-же прибавилъ: — Ну, хорошо, хорошо. Я и за ребенка твоего заплачу въ воспитательный, будь только довольна нашими порядками. Недовольство портитъ молоко.

— Много вамъ благодарны, баринъ. Спасибо вамъ. Мерси.

Степанида въ поясъ кланялась Колоярову.

— Напрасно… Балуете вы ее… — шепнула ему акушерка.

— Ну, да ужъ пусть только не жалуется, пусть будетъ привязана къ ребенку и нашему дому, — пробормоталъ Колояровъ. — Я дамъ вамъ деньги, сколько нужно въ воспитательный. Распорядитесь пожалуйста. А когда вы можете ее привезти къ намъ?

— Да пожалуй даже сегодня вечеромъ. Федоръ Богданычъ осмотритъ ее, потомъ я пошлю ее съ двушкой въ баню, а затмъ къ вамъ… — дала отвтъ акушерка.

— Милая Софья Петровна! — воскликнула Степанида. — Какъ-же сегодня-то? Дайте мн отгуляться малость передъ мстомъ, дайте ребеночка моего навстить.

— Ребенка ты принесешь сегодня ко мн, завтра я его отправлю въ воспитательный подъ квитанцію, а отгуляться теб не полагается! — строго сказала ей акушерка. — Что ты съ ума сошла, что-ли? Отгуляться…

— Да ужъ пожалуйста, Софья Петровна, послдите за ней… и прямо къ намъ… — испуганно проговорилъ Колояровъ и, вставъ съ кресла, обими руками пожалъ об руки акушерки.

— Ну-съ, для порядка и успокоенія васъ, я ее все-таки поосновательне осмотрю… Пойдемте, Софья Петровна, — пригласилъ докторъ акашерку и удалился вмст съ ней и съ Степанидой.

Колояровъ остался въ гостиной одинъ. Онъ курилъ, взялъ переплетенный экземпляръ „Нивы“, лежавшей на стол, и сталъ его перелистывать, разсматривая картинки. Вдругъ скрипнула дверь и на порог ея показалась еще женщина — четвертая: крупная, дородная, чернобровая, молодая. Она была въ свтлосинемъ шерстяномъ плать съ желтой отдлкой, безвкусномъ и неуклюже на ней сидвшемъ. Она улыбалась и произнесла:

— Баринъ, а баринъ! Меня-то вамъ и не показали, а я вотъ какая здоровая — посмотрите на меня. Вдь она, здшняя акушерка, кого первымъ показываетъ? Кто ей больше халтуры даетъ. Не врите, баринъ? Право слово…

Колояровъ смотрлъ на нее и недоумвалъ. Наконецъ, онъ спросилъ:

— Вы тоже кормилица?

— Да, да… Тоже наниматься пришла и сижу здсь.

— Мы ужъ выбрали себ кормилицу.

— Степаниду? Да она, баринъ, вамъ не годится.

— Отчего? Что за вздоръ! Нашъ докторъ за нее ручается.