Маньчжурские стрелки

– Планы Скорцени превратить «Орнезию» в международный, экстерриториальный разведывательный центр вполне объяснимы. Тем более что в его появлении заинтересованы не только в Берлине, но и в Лондоне, Вашингтоне, Мадриде… – княгиня давала понять, что она посвящена и в планы обер-диверсанта рейха, и в историю появления на вилле самого Курбатова. – Именно здесь диверсионные кумиры вчерашних военных противников смогут встречаться, как на нейтральной территории. Через нее же будет пролегать и один из каналов спасения тех, кому уже не будет места на территории оккупированной Германии. То есть с намерениями Скорцени все ясно. А вот почему опекать русского полковника Курбатова с таким рвением взялась все еще нестареющая «папесса» Паскуалина Ленерт[38], это для многих пока что остается загадкой, – многозначительно улыбнулась Сардони.

– Почему-то я этого не заметил, – покривил душой полковник, не желая оказываться жертвой ревности сразу двух влиятельных женщин.

– Неужели вы считаете, что без покровительства «папессы» вы смогли бы так легко получить подданство Ватикана, которого куда более известные в мире личности добиваются десятилетиями преданнейшего служения папскому престолу?

– По крайней мере теперь я знаю имя своего покровителя.

– Покровительницы, мой князь, покровительницы, – игриво помахала пальчиком перед лицом маньчжурского стрелка княгиня Сардони. – Кстати, это она предложила вас на должность начальника охраны виллы, предусматривающее неплохое жалованье.

– Для меня это тоже новость. Однако понимаю, что в нынешнем моем положении диверсиями много не заработаешь.

– О диверсиях, мой полковник, забыть. Отныне никаких диверсий, вас ожидает иное предназначение.

Когда они поднялись на палубу, солнце уже согревало охладевшие за ночь воды Ривьеры-ди-Леванте, а сама окаймленная виноградными холмами вилла «Орнезия» напоминала белоснежный лайнер – то ли пока еще не спущенный на воду, то ли уже выброшенный на берег. В то время как сама яхта казалась всего лишь скромным пристанищем морских бродяг, нашедших приют и защиту у борта этого красавца. И ничего, что и вечерняя прогулка по Генуэзскому заливу, и сама брачная ночь их проходила под рев американских «летающих крепостей» – в конце концов в этом тоже был некий шарм.

– На виллу прибыл оберштурмфюрер СС барон фон Норген! – выглянул из капитанской рубки ее обладатель бывший сержант американской морской пехоты Шеридан, прижившийся на вилле чуть ли не с самого начала войны. – Из отдела диверсий СД. Просит незамедлительно принять его, поскольку время не терпит.

Курбатов и Сардони, завершавшие свой завтрак в легком белом шатре на палубе, удивленно переглянулись.

– Мы-то с вами о диверсиях забыть можем, но дело в том, смогут ли забыть в диверсионном отделе СД о нас с вами? – молвил Курбатов, предчувствуя, что любовно-морская романтика его на этом лигурийском побережье способна завершиться как-то слишком уж поспешно и… незавершенно.

– Я подумала о том же. Вы знакомы с этим офицером СД?

– Знаю только, что в свое время он проходил подготовку для действий против русских с территории Маньчжурии, в сотрудничестве с японскими самураями и что теперь считается специалистом по Дальнему Востоку.

– О Господи, только не Маньчжурия, – молитвенно произнесла Мария-Виктория, женственно передергивая плечами. – Только не азиатчина. Уж кто-кто, а вы через это прошли, полковник, поэтому у вас есть все основания отказаться. В том числе и по морально-этическим соображениям, учитывая что… – запнулась она на полуслове, словно на острие штыка наткнувшись на холодный, непонимающий взгляд голубоглазого славянского гиганта.

– Сообщите оберштурмфюреру, что через пятнадцать минут мы встречаемся на террасе, – молвил князь Шеридану, направляясь в каюту, чтобы облачиться в строгий серый костюм. По настоянию «папессы» Паскуалины, являвшейся теневой, а потому реальной хозяйкой виллы, присутствие на территории «Орнезии» мужчин в военных мундирах, в том числе итальянских, было крайне нежелательным.

Когда Курбатов поднялся на нависшую над заливом террасу, барон фон Норген уже скучал там за бутылкой корсиканского вина и бутербродами с ветчиной. Он тоже был в гражданском одеянии, но при появлении полковника подхватился и, поприветствовав его аристократическим поклоном, представился с такой подобострастностью, словно стоял перед фельдмаршалом. С некоторых пор диверсионный талант этого русского он чтил так же, как и талант самого обер-диверсанта рейха.

– Скорцени представлял нас друг другу, – напомнил фон Норген, получив разрешение сесть и наблюдая, как Курбатов, на правах хозяина, наполняет его бокал. – Кроме того, я с восхищением знакомился с материалами, которые хранятся в вашем досье или недавно получены по каналам японской разведки и дипломатическим каналам Маньчжоу-Го. Признаюсь, я восхищен рейдом ваших маньчжурских стрелков, как, впрочем, восхищены им и в отделе диверсий…