Мандала

Когда я вернулся в комнату, Чисан завязывал котомку. Я тоже быстро собрался.

– И ты уходишь?

– Ухожу. Найду вам место, где вы будете настоятелем.

– Хе-хе-хе. Я – настоятелем?

– Ну да. Вы же говорили, что хотите попробовать. Я найду вам подходящую обитель, получше этой.

Я имел в виду один пустовавший храм, который приметил летом. Это было заброшенное место у подножия гор Одесан, на которое никто не зарился; оно как нельзя лучше подходило для того, чтобы забыть обо всём и отдаться созерцанию. Там никто не будет вмешиваться и придираться. Я предложил отправиться туда и практиковать до кровавого пота. Чисан согласился.

7

Едва мы вышли из деревни на просёлочную дорогу, в воздухе закружили снежные хлопья.

Обогнув справа пологий холм с редкими низкорослыми сосенками на бурых глинистых склонах, дорога пошла прямо. Слева тянулись пустынные рисовые поля, тут и там лежали кучи привезённой земли.

Заунывный свист ветра разрывал белёсый воздух. Котомка на долговязой, и оттого казавшейся ещё более сутулой спине Чисана выглядела неподъёмной. Я шагал быстро, встряхивая на ходу головой, чтобы избавиться от липнувшего к лицу снега.

– Как по кладбищу идём.

Чисан громко закашлялся, потом, сплюнув, достал руку из рукава и высморкался.

– Хотя для живых существ весь Тройственный мир – могила. О, Владыка Всевидящий!

Он подтянул котомку.

– Не рождайся, ибо смерть – мучение. Не умирай, ибо рождение – мука… Вонхё был нигилистом.

У меня затекла рука, в которой я нёс свой узел.

– Почему нигилистом? Вероятно, это призыв вырваться из колеса сансары.

– Всё будет точно так же. Даже если пробудиться и сбросить иго рождений и смертей. Говорят, это освобождение. Однако означает ли оно конец всему?.. Всего лишь начало новой сансары.

– Звучит так, будто вы уже постигли истинную природу ума.

– Как раз постичь её легко. Реализовать – трудно. О, Владыка Всевидящий!

Снег повалил сильнее. Небо было густо-пепельного цвета. Снежные хлопья, с гулом и рёвом, без конца появлялись и исчезали. Тысячи, десятки тысяч снежинок, как неиссякаемые омрачения живых существ, зашлись в безумном хороводе, превратившись в мандалу.

Я машинально переставлял ноги, дрожа от холода. Чисан шагал впереди. На его котомке лежал толстый слой снега, сверху насыпало всё больше и больше.

Наши следы чётко отпечатывались на дороге, как неуничтожимый след от фитиля на руке посвящённого, – но только чтобы скоро полностью скрыться под снегом. Возможно, и сама жизнь, её проживание похожи на эти следы. При взгляде из вечности она, пожалуй, и в самом деле лишь краткий миг. Как-то даже смешно страдать из-за этого неопознанного чудовища по имени жизнь. Что мы зовём Буддой, что называем живыми существами? Может быть, в итоге мы всего-навсего пополняем свою копилку омрачений? Не исключено, что все мои усилия напрасны. Чтобы освободить несуществующую птицу, я похоронил в глуши гор свою юность, которая даётся один-единственный раз; я прошёл сквозь огонь и воду, и когда наконец мне удалось просунуть в бутылку руку, в ней оказался только ветер. Теперь я в западне: моя рука безнадёжно застряла…

– Пойдём погреемся? – обернулся ко мне Чисан, указывая на дом с шиферной крышей справа от дороги. «Все виды алкоголя и закуски» – обещала надпись на стеклянной двери.

– Это же трактир.

Чисан прикрыл рот рукой и закашлялся.

– Неважно. Перекусим чего-нибудь. И хоть отогреемся немного.

Я помедлил, но потом согласился:

– Хорошо, – и пошёл следом за ним.

Внутри было пусто. Снимая котомку, Чисан позвал хозяев, однако никто не откликнулся. Я оставил свой узел у входа и опустился на узкую длинную скамью у стола, роль которого играла перевёрнутая железная бочка. Помещение выглядело уныло: всё его убранство составляли пара кастрюль на стене у внутренней двери и пластиковый шкаф с выбитым стеклом, которое заменял полиэтилен. Повысив голос, Чисан снова кликнул хозяев. Спустя какое-то время дверь в комнату открылась и оттуда вышла растрёпанная сонная девица. Она зевнула, похлопывая ладонью по рту. Чисан снял рабочие перчатки, положил их на стол и потёр ладони.

– Ну и холодина! Не найдётся чего-нибудь перекусить?

Девчонка снова зевнула.

– Вообще-то в трактир выпить приходят. Здесь не столовая.

– Вы видели, чтоб монахи пили?

Девчонка прищурившись посмотрела на Чисана.

– А что, монахи не люди?

Чисан усмехнулся.

– Какие уж там люди! Живые духи. Духи гор. Хе-хе-хе.

Она ещё больше прищурилась, в уголках глаз собрались морщинки.

– Скажете тоже! Мне когда-то довелось погулять с одним монахом. Только судьба подкачала, стала вот прислугой в кабаке. Но и сейчас, как вспомню те времена – сердце разрывается.

На мгновение её лицо помрачнело. Чисан сложил ладони и поклонился.

– Хе-хе, так мы лицезрим бодхисаттву! О, Владыка Всевидящий!

– Хотите, расскажу?

Официантка засмеялась, прикрывая рот ладонью, совсем как застенчивая девочка.

– Про любовные дела давай позже, в постели.

– Не смешите! Это у вас на уме – не у меня.

– Ума как такового вообще не существует. Так что у меня ли, у тебя – разбираться не стоит.