Надежда Петровна.
Господи боже мой, ну что это за жизнь такая, что это за жизнь. Свою собственную дочь замуж выдаешь, так страху не оберешься. В своем, собственном доме, за свою, собственную квартиру деньги платить приходится. Ну что это за жизнь такая, что это за жизнь. А люди, люди какие стали! Девицы не только детей рожают, а даже табак курят. Мужчины не только что даме – священнослужителю место в трамвае уступить не могут. Ну что это за жизнь такая, что это за жизнь! А с церковью, с церковью что сделали! Ну уж нет. Истинно верующий человек и дома помолиться сумеет.Явление девятое
Надежда Петровна, Настя.
Настя.
Барыня!Надежда Петровна.
Экая сволочь! Я крещусь, а ты мне под руку говоришь! Что тебе?Настя.
Помолиться охота!Надежда Петровна.
Ну, иди молись, перемени пластинку. Сейчас домолишься, а там, глядишь, и кулебяка поспеет.Граммофон играет «Серафиму».
Что ты! Что ты наделала? Вот дура! Не ту пластинку поставила! Дура! Дура!
Занавес.
Действие второе
Явление первое
В квартире Гулячкиных. Настя за книгой.
Настя
Явление второе
Настя, Иван Иванович. Иван Иванович входит.
Настя.
«Мерзавец, вскричал герцог. Тебе не место в этой комнате».Иван Иванович.
За что вы меня так, Анастасия Николаевна?Настя.
«Мерзавец, ты лишаешь меня чести за моей спиной».Иван Иванович.
Ей-богу, нет, Анастасия Николаевна, честное слово, вам показалось.Настя.
Ах, Иван Иваныч!Иван Иванович.
Поверьте, Анастасия Николаевна, что честь женщины не пустой звук для меня, это цель моей жизни. Но я чувствую, Анастасия Николаевна, нравственную потребность опереться о женскую душу.Настя.
Что вы такое говорите, Иван Иваныч.Иван Иванович.
Поймите, Анастасия Николаевна, я человек холостой и белье мое штопать некому, к тому же вы женщина полная и можете дать человеку забвенье.Настя.
Я, Иван Иваныч, барышня молоденькая, и мне этого понимать нельзя.Иван Иванович.
Вы, пожалуйста, не думайте, Анастасия Николаевна, что у меня усы, душой я, Анастасия Николаевна, настоящий ребенок.Настя.
Ах, зачем, зачем же… Усы – это божий дар. Но только вы напрасно, Иван Иваныч, их шиворот-навыворот носите.Иван Иванович.
То есть как это – шиворот-навыворот?Настя.
Вы их, Иван Иваныч, вниз опускаете, а вы их, Иван Иваныч, лучше вверх поднимите, тогда для глаз совершенно приятней будет.Иван Иванович.
Мужские усы, Анастасия Николаевна, нуждаются в женской ласке, без этого они правильно произрастать не могут, но придайте вы им вашими ручками правильное направление – и они будут пребывать в вечном блаженстве.Настя.
Ах, что вы, Иван Иваныч, я не сумею.Иван Иванович.
Сумеете, Анастасия Николаевна, ей-богу, сумеете.Настя.
Нет.Иван Иванович.
Да вы только попробуйте.Настя.
Ах, зачем я буду чужие усы пробовать.Иван Иванович.
Хотя бы для любопытства, Анастасия Николаевна.Настя.
Уж разве только для любопытства, Иван Иваныч. Но вы, пожалуйста, из-за этого чего не подумайте.Иван Иванович.
Я, Анастасия Николаевна, никогда ничего не думаю.Настя.
В таком разе извольте.Иван Иванович.
Как то есть не поднимаются?Настя.
Должно быть, они от рождения такие.Иван Иванович.
А вы пальчики послюнявьте, Анастасия Николаевна.Настя.
С удовольствием.