Мандолина капитана Корелли

С металлическим лязгом пушка скакнула назад, ее основание подпрыгнуло на станине, как взбудораженная собака прыгает за лакомством. Капитан Апполлонио, до сих пор не привыкший к неприятному металлическому звону в ушах, сморщился, глядя на эту крохотную черную точку, летевшую высоко в небе с невероятной, неизмеримой скоростью, – так быстро, что он засомневался, на самом ли деле он ее видит. Он потерял ее, а через несколько секунд увидел султан воды, поднявшийся из моря на пятьдесят метров ближе того места, куда, по его прикидкам, должен был упасть снаряд. На шлюпках возникла неистовая возня – она показалась ему почти смешной, он уточнил дальность и дал команду открывать огонь по готовности.

Солдаты приободрились. Наконец-то у них есть предводитель, чья отвага таинственным образом пролилась в землю под их ногами, скрытно распространилась и, словно по волшебству, возникла в их сердцах, наполняя их безудержной свободой – людей, которые наконец-то поняли, что они солдаты. Люди улыбались друг другу, их глаза светились радостью, гордостью, которую они прежде не испытывали никогда, и они с изумлением смотрели на огромные столбы воды, стирающие размеренный, убаюкивающий узор волн. Воздух насытился сладким зловонием кордита, несказанно мужественным, адским запахом раскаленных докрасна стволов и дымящимся благовонием орудийной смазки. Складки на их ладонях забились грязью, лица почернели, и губы выглядели странно бледно-розовыми, когда они облизывали их. Выступивший от бурного возбуждения пот промочил под пилотками их волосы, они отбросили недокуренные сигареты, которые прежде успокаивали, но теперь мешали действовать и дышать.

Оглушенные собственным успехом, невероятной действенностью своего обстрела, солдаты на батарее прекратили стрельбу, когда последнее из десантных судов скрылось под волнами. Они удовлетворенно сжимали кулаки, глядя, как два спасшихся катера устремились прочь от Ликзури и прокладывают себе путь среди плавающих разорванных тел и обломков разнесенных в щепки лодок. Никто не пожелал стрелять по спасавшимся, солдаты стали пожимать друг другу руки и обниматься. Они навсегда запомнят этот день, говорили они друг другу. Это как ритуал, словно конфирмация или бракосочетание.

Из-за гребня горы перед Аргостоли выплыл гидросамолет – он выкладывал безразличную, но смертоносную серию бомб, что сносила крыши с одного покорного и безвредного домика за другим по идеально прямой линии. Пулеметы и зенитки открыли огонь, а другие командиры тем временем, не думая в порыве о полученных приказах, бросились в бой. На улицах Аргостоли итальянские пехотинцы, некоторые без офицеров, под прикрытием легких танков выдвигались навстречу бронетехнике, воодушевленные героизмом, который никогда не проявлялся, пока они сражались за фашистов и нелепого диктатора.

Танки открыли огонь по батарее, и их оглушительный гул отдавался со всех сторон эхом, заточенным в рамки узких улочек, сотрясая стены и заставляя хлопья отставшей клеевой краски и пыль в домах сыпаться дождем. Артиллеристы Апполлонио перенавели орудия, и батарея капитана Корелли, расположенная неподалеку, тоже открыла огонь. Танки продвигались вперед, их хилый и ненужный камуфляж под кустарник сваливался с боков, как одежда с пьяной шлюхи. Двигатели ревели и завывали, танки кренились при каждом переключении передачи, и черные клубы выхлопа изрыгались, точно машины уже подбили.

Снаряды рвались среди танков, вздымая сгустки красной земли и белой пыли, и железные чудища внезапно замерли, будто их обитатели очень удивились, обнаружив, что им противостоят: словно сопротивление итальянцев было невообразимым. Невероятно – на старом английском мосту, пролегавшем через отмели бухты, появился немецкий бронетранспортер, и над его орудийной башней трепыхался большой белый флаг. Артиллеристы на батареях торжествовали, отстояв свои позиции; может, немцы собираются узнать у Гандина об условиях капитуляции?

На закате войска, покуривая, ожидали; сигареты едко, но как-то уместно пропитались орудийной смазкой с пальцев. Большой строй «юнкерсов» проплыл над их головами, неся подкрепление фашистам, и капитан Апполлонио в озлоблении вскинул руки:

– Почему зенитные батареи не стреляют? Что там у этих кретинов? – Он рисковал немногим – потерять всё из-за нерешительности других. Тщетно, но для собственного удовлетворения он выстрелил из карабина вслед удалявшимся самолетам; треск выстрела прозвучал странно-благовоспитанно и робко после недавних залпов орудий.

Затрещал полевой телефон. Генерал Гандин, вместо того, чтобы, используя благоприятный момент, потребовать сдачи, согласился на перемирие. Апполлонио, не веря, закатил глаза и так громко завопил на связиста, что лишь через некоторое время сообразил, что сыплет проклятиями по отключившейся линии.

– Сумасшедший сукин сын! – заорал он и грохнул трубкой. Он чуть-чуть успокоился, когда прибыл посыльный с запиской от капитана Антонио Корелли: «Если тебя отдадут под трибунал, я потребую чести быть судимым вместе с тобой».

54. Прощание Карло