Маня, Манечка, не плачь!

Стали Чапайского Василия Иваныча пасти на бздюм: мы, братки из «Разгильдяйской», и агентство «Чёрный ход недвижимости». Риэлтер ихний по кличке Косой предупредил нас, типа, всё должно быть в ажуре: подписи, печати, никаких лип. Как подмахнёт ксиву, рот – пластырем и в ковёр укатать, вколов снотворного, вынести из квартиры, а там уж дело десятое…

Лёша встретил у издательства с букетом, предлагал прямиком на метро и двух автобусах с пересадками отчалить к нему в Южное Бутово. Его трудные подростки уж заждались Манечку, свою добрую мачеху. Сам Лёша-пройдоша не имеет для воспитания «оглоедов», как он назвал их с отцовской любовью, ни минуты: надо мчаться дальше торговать. «Ваши “Звери и оборотни” идут прямо в лёт». Отказавшись от почётной миссии воспитания Лёшиных детей и выразив надежду, что вернётся вскоре из турецких гастролей их родная мама, Манечка приехала в Кулаков. В почтовом ящике обнаружила небольшой листок ватмана, на нём – гравюру, выполненную французским карандашом с намёком: два дерева – дуб и рябина, прислонившаяся к дубу своей кудрявой листвой. Ну, уж нет! Но, между тем, все эти знаки внимания, и все предшествующие разговоры, настроили Маню критически, а потому, когда позвонил Простофильев, решила быть с ним настороже, стараясь быстро снимать ту лапшу, которую он, возможно, и в самом деле, вешает ей на уши.

«Марья Андреевна, у меня для вас сообщение, но не по телефону. Давайте встретимся. Предлагаю любой из трёх вариантов: первый – я приезжаю к вам. Второй – мы встречаемся где-нибудь. Третий – вы приезжаете ко мне».

Конечно, она любознательная остановилась на последнем. Добралась до улицы Полярной, отыскала панельную пятиэтажку согласно адресу, ну, и убедилась в том, что её старшая кузина, считающая себя умной, дура. Как тяжело жилось Петюше! Как он, бедный, ещё мог оставаться таким открытым, добрым, энергичным и душевным при такой жизни! Его квартира, полученная Петиными родителями ещё до его рождения, превзошла ожидания теснотой. Петя сразу стал говорить о том, до чего он верит «мэру нашему в кепке», его обещанию о реактивном сносе хрущёвок:

– В другом конце Полярки уже снесли!

«В хоромах живёт»! Посмотрела бы ты на эти «хоромы»… Ни единого слова не соврал Петюша! Он был чист, как стекло, промытое в тёплый майский день! И вот после этого верь «психологической литературе», видимо, издаваемой исключительно для таких застойных тёток, как Петровна. Сынишка прибежал, тоже конькобежец. Петюша смотрел на сынишку с отеческой радостью. Кажется, и строгим не мог быть, лишь открытым, распахнутым, как его глаза – зеркало его души. Пришла Ангидридовна.

– Марья Андреевна, угощайтесь, – выложила на блюдо замороженную, но уже начавшую таять клубнику. – Мы с Петром Валентиновичем в разводе, но жить негде, – сказала просто. – Пойду маму покормлю.

Старушка имелась! Она тоже не была мифической. Когда Алла (внучка химика) ушла, а сынишка Валера убежал на тренировку, они с Петей обговорили всё, о чём он никак не мог сказать по телефону: о дне сделки, о «сдаче». Опасался прослушки, вряд ли возможной на его кухне, которую он расширил своими руками, даже пришлось стесать небольшую часть бетонной конструкции, чем он оправданно гордился. Пока пили кофе и ели клубнику, из комнат донеслось шуршание, затем голосок:

– Алечка, доченька, Алечка хорошая, доченька Алечка…

Глаза у Пети вмиг потемнели:

– …вот так всеми днями…

Старушка вышла в коридор, улыбаясь зеркалу на стене, и, точно молясь, повторяла одни и те же слова.

– Ольга Ивановна, хотите клубники? Уже не холодная, оттаяла, – сказал Петя.

Старушка, услышав его голос, приблизилась. Чуть приподняв длинную полу халата, показала забинтованную свежим жгутом ногу.

– Бо-оль-но! – пожаловалась, точно ребёнок.

Маня ехала домой ошеломлённая, вспоминая Петю, вспоминая его лицо, полное жалости, когда он говорил со старухой этой, в сущности, отравившей ему жизнь. Готовая разрыдаться снова, жалела Петюшу с его тяжёлой жизнью, с его нескладной судьбой. Рудика не было. «Опять отвёл в охрану гаражного кооператива». «Сегодня, Марья Андреевна, я машину откопал. Вернее, гараж. Снега было много, да со льдом, работал часа полтора, наконец, дверь открылась…» Дверь открылась в Маниной душе! И через эту дверь потекла её энергия к малоизвестному риэлтеру Пете Простофильеву.