Маня, Манечка, не плачь!

А эти, детдомовские дети?! У них был большой ковёр в игралке, паровое отопление нагревало комнаты, у них были тут хорошие условия, игрушек было много, сам этот дом стоял среди соснового леса, то есть гуляли они на воздухе, который очень отличался свежестью от городского. Но разве могли воспитатели, нянечки, этот персонал, выполнить ту роль, которую выполняли Зинины уставшие на заводе родители? Наверное, у этих работающих в детдоме женщин и времени не было, чтобы каждого по головке погладить хоть один раз в сутки! А как без этого жить? Как без этого может вообще вырасти человек?! Этот крошечный мальчик Вася отлично понял, чего ему не хватает в жизни. Пока они с Вовкой гостили, он не очень-то соблазнялся шумной игрой Вовки, который всякий раз хотел его увлечь катанием машинок, паровозиков и складыванием из кубиков домов (игрушек тут было куда больше, чем у Вовки дома). Вместо всех этих игр, Вася чётко занимал место рядом с Зинаидой на диване, прислонялся к её руке и так тихо сидел.

Она решила, что лучше ей читать детям. Вот пока они гостят, она будет им что-нибудь прочитывать. Сказку какую-нибудь, книжек было тоже полно: прекрасных детских книжек. Вовка уже знал наизусть много стишков, любил громко произносить их даже в автобусе, когда они ехали. Может, подумала Зинаида, пока он спал за шкафом, а Георгий Иванович завывал своими стихами, это как-то проникло в подсознание мальчику? Чтение было очень кстати. Вася теперь от них уходил не плача, он смотрел твёрдым взглядом почти взрослого человека (взглядом закоренелого детдомовца), в котором можно было прочесть, как в книжке, одно: приезжайте скорей.

Длинными зимними ночами Зинаида передумала обо всём. Пыталась разыскать Римку. Мечтала: найдёт адрес, напишет гневное, страшное письмо. Несколько раз под плохое настроение, особенно после визитов в детдом, начинала послание. Но пыл угасал, и Зинаида оставляла это дело до следующего гневного настроения. Настроения её быстро приходили и уходили. На работах, которые она не любила и называла «халтурами», со всеми по-глупому разругивалась. Почему так получалось? Да жизнь у неё была нелёгкой… Иной раз за зиму могла сменить не меньше пяти совместительств. Работала судомойкой, санитаркой, завхозом в поликлинике, куда уже обращалась пару раз с тяжестью в сердце. Чуть не слегла. «А что, попробуйте, как я, без алиментов! Ребёнка-то растить надо, хочется, чтобы у него всё было, чтоб он был не хуже других…» Отчаяние нахлынув, уходило, она видела каждый вечер, когда приводила из садика Вовку, удивительного мальчика, такого хорошего, такого замечательного… Взбадривалась, силы возвращались, боли проходили. Как спортсменка на длинной дистанции, она обретала второе дыхание.

Дошла до чего: устроилась проводницей. Добрая начальница разрешила брать с собой Вовку. В поезде он быстро освоился, покладисто принял новую жизнь. Состав трогался в путь, отстукивая колёсами метры, минуты, километры, месяцы… Жизнь казалась, в общем, не трудной, всегда новой. В Симферополе они смотрели фонтаны, в Сталинграде ходили к Вечному огню, Москву всю объездили. Жизнь была интересной. Между поездками были целые отпуска, и Зинаида уж думала: как она будет жить без такой хорошей работы, ведь ребёнку скоро в школу? В каждый «отпуск» они обязательно ездили к Васе.

Недаром она доказывала Римке, что ребёнок этот красивый. Теперь красота была явной. Среди сверстников мальчик был особенным. В четыре года он выглядел, как в шесть, и в его лице была всегда такая тихая тоска, что от неё сжималось сердце Зинаиды. Этому детскому существу была свойственна, будто посланная из далёкой взрослой жизни, осознанная верность. То, как он их ждал, было страшным ожиданием… Конечно, Зинаида интересовалась, хуже или нет оттого, что они приезжают. Ведь мальчик после их приезда ждёт их, а то бы и не ждал… Директор детдома, немолодая дама, сказала: «А вы думаете, что другие не ждут? Они все тут ждут. Родителей своих они ждут постоянно, даже те, у кого родителей нет в живых. И разница между Васей Сиваковым и другим мальчиком только в том, что Вася иногда дожидается…» Она сказала это с горькой усмешкой. Зинаида ей не позавидовала: как она работает здесь, эта несчастная, всё понимающая женщина? Душа не может вместить всё горе, которым полон детский дом… Впрочем, как и все детдома, как все детские приюты во всём мире, пусть даже и усыпанные богатством игрушек и хорошей еды… Нет там того, что есть у неё, бедной матери-одиночки, живущей в подвале… Нет и не будет.