Мания. 3. Масть, или Каторжный гимн

Он посидел опущенно с минуту, потом, встряхнувшись, сказал:

– Дайте все же закурить.

И долго разминал сигарету. Потом, так и не прикурив, положил ее на столик, возле которого сидел.

– В общем, подходят ко мне двое. Один спрашивает: «Ты тачку водить умеешь?» Ну я отвечаю: «А чего в этом сложного?» Тогда он дает мне ключи и говорит: «Отгони вон к той лесопосадке, мы сейчас туда на другой машине подъедем».

– Ну? – подторопил полковник.

– Сел я за руль, – чуть спокойнее начал Велька, – доехал до того места, на которое они мне указали. Ну тут они подкатили.

– На чем? – уточнил Аверьян Максимович.

– На машине же, говорю, только на другой.

– Какая марка?

– БМВ.

– Так, дальше.

– Потом один из них говорит: «Ну что, в жмурика поиграем?» А второй уже ко мне обращается: «Ты в машине прячься, а мы тебя искать будем». И – ко мне. А в руках тросик такой, удавкой свернутый.

– Ну и что?

– Тут я и дал деру.

– И больше ты их не видел?

Парень покачал головой.

– А что-нибудь они кричали тебе вослед? – поинтересовался Курепин.

– Нет. Только тот, кто ко мне приходил, крикнул своему напарнику: «Смажь его!» И две подряд пули пролетели рядом с моей головой.

– А выстрелы ты слышал?

– Нет, только слабые, похожие на хряск хвороста, хлопки.

Курепин настроился на громкую связь и, после того как ему ответил Ульбеков, приказал:

– Прочешите еще раз ту местность, где нашли сгоревшую машину.

– Да мы там все излазили, – ответил Ефим Тимофеевич.

– Но не так тщательно. В Тонкачева стреляли. Должны быть гильзы.

– Вас понял! – коротко доложил Ульбеков.

– Действуйте!

Полковник рассмыкал было углохшую трубку, потом спросил:

– А почему же ты не признался сразу?

– Да начитался, что сейчас почти всех свидетелей убивают. А потом…

– Что?

– Хозяйка машины подала в суд, чтобы я возместил ущерб.

– Все ясно.

Но, как через два дня стало понятно, до ясности в этом вопросе было еще далеко. Потому что именно на исходе вторых суток, то есть почти в полночь Тонкачев позвонил Курепину домой, неведомо где раздобыв номер его телефона.

– Товарищ полковник! – сказал он. – Все, что я прошлый раз говорил, – неправда.

– Уточни, что именно? – подбодрил его голосом Аверьян Максимович, поняв, что парень зря не позвонит.

– Тех двоих, о которых я в прошлый раз говорил, не было.

– Как это так?

– Просто! Их не существовало.

– Ты их придумал?

– Нет, про них мне велела сказать…

В это время связь оборвалась, и сколько Курепин не аллокал, больше ему никто не отозвался. А на второй день Ульбеков позвонил, что Велимир был убит в телефонной будке ударом ножа в горло.

Вот тут-то Аверьян Максимович и решил это дело взять на себя. Слишком много в нем оказалось непонятным и загадочным. Та же «бээмвэшка». Что за нею стоит, ежели она вынырнула из недр безнадежного угона и с прежними номерами столько колесила по городу?

Одно стало ясно, во всем этом деле замешана женщина, раз Тонкачев произнес слово «велела».

Но первое, с чем пришел к нему Озолов, – был опознан труп. Когда его предъявили корейцам, они в один голос сказали, что это – Ким Юн Ман.

О нем уже в милиции кое-что было известно. Например, что он скупает тут цветной металл и отправляет его за границу, а сюда гонит разный импортный товар, продавая который и кормится вся община.

Сам же Ким несколько раз был замечен в чем-то близком к махинациям. Но доказать это так и не удалось, потому от него отстали.

Но то, что еще припас Озолов, заставило полковника Курепина присвистнуть.

Артем Илларионович положил перед ним фотографию, на которой – в свадебной фате – рядом с Ким Юн Маном была не кто иная, как Радмила Пичакчи.

– Так, значит, в багажнике ее машины был собственный супруг? – вырвалось у Курепина.

– Выходит так.

И в этот момент позвонил Ульбеков и сообщил, что в лесопосадке никаких стреляных гильз найдено не было.

– Да откуда они там! – сокрушенно произнес полковник и повелел: – До приезда нашей опергруппы к телефонной будке, где убит Велимир, никого не подпускать.

– Ну и какие у вас мысли? – спросил своего бывшего начальника Озолов.

– Ты знаешь, даже сказать нечего. Во-первых, надо немедленно допросить Пичакчи. Поехали к ней сейчас же!

Он собрал со стола какие-то бумаги, сунул их в сейф, натянул шинель.

Садясь в машину, он думал о корейце. Подторговывать бы ему потихоньку – нет, на быстряк потянуло, на шармака. И вот – веревка на шее.

– И может, не на одной.

Это неожиданно сказалось вслух, и он покосился на шофера, но тот не обратил внимания на то, что бубнил начальник, тем более что в это время о чем-то говорил с Озоловым, удобно устроившимся рядом с ним, потому как Курепин всегда ездил на заднем сиденье.

Дом нашли быстро. Позвонили.

Когда с третьей попытки никто не ответил, дверь напротив отщелилась, и старческий голос ответил на вопрос, который еще не задан:

– Она на дачу уехала.

Когда – вдогон захлопнувшейся двери – Озолов задал вопрос: «Где у нее дача?», старуха не ответила, равно как и не открыла дверь, когда нажали кнопку ее звонка. Зато вышел сосед из квартиры, что соседствовала с обиталищем Пичакчи.

– Извините, вы к моей соседке? – спросил он.