Мания. Книга вторая. Мафия

Он делает только по возможности умный вид, когда к нему в кабинет заводят некоего дядю, а то и тетю, плодит на лице разносортные улыбки, а если видит, что гостевание затягивается, то – переморгом – дает понять тому же Антону, чтобы из соседней комнаты позвонил сюда и якобы вызвал его на какое-то совещание или, того пуще, на пресс-конференцию.

Невероятнейших приключений с ним не происходило. Если не считать, что однажды некий псих пытался его убить.

Это было в парке, где он следил, как ворона расправлялась с улитками. Выковыряет из раковины тело и не склюет, а выпьет его.

«Вот так и ты кровь людскую пьешь!» – вскричал какой-то дядя и с камнем наперевес пошел на него.

Хорошо, что рядом случился милиционер.

С тех пор Григорий перестал шлять по одиноким местам. А ежели ку-да-то и отправлялся, то в сопровождении одного, а то и двух сотрудников.

– Ну что, хозяин, – сказал ему один из работяг, что прилаживал одну к другой тесины, – принимай работу.

Федьд зашел в глубь дачи. Полы, конечно, были постелены безукоризненно.

– Тезка! – позвал он шофера. – Глянь!

Качура развалисто подошел к проемине дверей, ощупал ее края, почему-то хмыкнул и только после этого очутился в передней комнате.

Походил, даже кое-где поплясал. Потом сказал:

– Вот в этом углу небольшая горбинка.

Фельд присмотрелся.

Никакой горбинки не было.

– Хорошо, мы переделаем! – сказал старший из плотников.

И в этот самый момент к Фельду подошел отдаленно знакомый мужичишка и спросил:

– Не угадываете меня?

Фельд неопределенно махнул головой.

– Я – Егор, Алевтины Мяжниковой муж прежний.

– А-а! – не сказать что с восторгом, но протянул Фельд. – Рад тебя видеть.

Егор помялся так, словно собирался сказать, что заболел венерической болезнью. Потому как руки все время находились в том месте, где это обычно происходит.

– Ну что, – спросил он, – так и не прознали, кто убил мою супружницу?

– Кажется, нет, – за Фельда ответил Качура. И спросил: – Или хочешь сознаться?

Егор закаменел лицом. И, ни о чем больше не спросив, отошел.

– Зачем ты его так? – урезонил водителя Фельд.

– Да потому что у него на морде написано, что он убийца.

2

Наверно, не надо говорить, как сквозняк ее внимания заколебал свечу его души.

Теперь непременно – свечу! Потому как на руках у нее, оказалось, не грязь из моторного чрева, а длинные, по локоть, черные перчатки. Которые она тут же сняла и, протянув ему свою узенькую и вместе с тем пухленькую на моклачках пальчиков ладошку, представилась:

– Габриэль. Можно просто – Габи.

– А я – Авенир Михайлович. Для вас тоже – Веня.

– Очень приятно! – произнесла она, и на щеках взыграли так им любимые, можно сказать пока что во всесоюзном масштабе, ямочки.

– Несносный мотор! – капризно вспухлила губки Габи. – То работает как часы, то…

Он не заметил, что белесоватые, но уж наверняка были бесоватыми ее глаза. За нежным частоколом ресниц они загадочно посияливали, как проблескивает в камышах мало упрятавшаяся вода.

Он неторопливо сел за руль и – рукой, – как это делал один его знакомый, нажал на кнопку стартера.

Мотор завелся.

– Ой! – вскричала Габи. – Вы – настоящий волшебник! До вас тут два таксиста останавливались и один инженер, и все без толку.

– Они помогали вам без любви, – туманно намекнул он на то, что не только по уши, но и уже значительно глубже втюрился в нее бесповоротно.

Она застенчиво зарделась.

А день тем временем ухмурился, грозя свой остаток превратить в сплошную хлябь.

– Кажется, будет гроза! – пугливо сказала она и попросила: – Может, вы меня отвезете домой?

И тут смущенно, словно признавал никому не знамую кастрацию, он сказал то, что есть:

– К сожалению, машину водить я не умею.

– А водить за нос у вас ой как получилось! – воскликнула Габи.

– Что вы! – встрепенулся он. – Я просто умею нажимать на кнопки.

– Тогда сознайтесь, кто вы?

– Профессор, – сказал он обреченно, словно его звание было самым большим грехом на земле.

Она смехово взрыднула.

– Что – не похож? – заторопился убедить ее в своей правоте Берлинер и полез за удостоверением.

Она изучала его так, словно тонкостью своих бровей сбивала с любого слова слой наложенной на него значительности.

– Тогда какой же вы Веня? – спросила она, возвращая коричневую книжечку. – Вам не прочь говорить «Ваше величество!»

– Да бросьте вы! – вскричал Берлинер. – Это все ерунда. А вот к вам надо обращаться Мисс Вселенность.

– Это почему же? – полукавила она.

– Потому что вы самая очаровательная девушка во всей звездной Галактике!

– Подобное, конечно, льстит, но я о себе так не думаю, потому как есть красивее.

– Где же? – вырвалось у него.

– Ну хотя бы вот! – и она указала на соседний с его комнатой балкон, на котором стояла сисястая горничная и выколачивала ковровую дорожку.

– Габи! – вскричал он. – За что же вы меня обижаете?! Это же, не при женщине будь сказано, крокодил!

Габриэль мило улыбнулась и произнесла:

– Ну ладно! Мне пора.

– Так вы уезжаете одна? – почему-то задал он глупый вопрос.

– Нет, – ответила она, – с ним! – И кивнула на заднее сиденье. Там громоздился надутый матрас с мордой крокодила.