Маннергейм и блокада. Запретная правда о финском маршале

В своих мемуарах Маннергейм оправдывал это необходимостью создать прочные рубежи против советской экспансии: «Со времени освободительной войны прошло всего лишь 18 месяцев, однако многое забылось, и, казалось, никто не замечал угрозу нападения с востока. Это говорило о том, что международное значение нашей освободительной войны не было оценено в достаточной степени. Широкие общественные круги не понимали, какое роковое значение имела революция в России для нашей страны. Она могла привести к еще более тяжелым последствиям. Теперь Советская Россия была отодвинута за исторические границы Севера, и это обстоятельство давало Финляндии возможность действовать в качестве независимого государства. Однако всякому, кто готов был смотреть правде в глаза, было ясно, что нам не дадут долго оставаться сторонними наблюдателями. Нам были крайне необходимы сильная государственная власть и эффективная оборонительная система. Я считал своим долгом ознакомить руководство страны с этими мыслями. Мое обращение не встретило понимания, и я был вынужден признать, что осведомленность о ситуации в России была в стране удивительно низкой. Несмотря на то что Финляндия в течение целого столетия была провинцией России, этот большой сосед оставался совершенно незнакомым финскому народу. Авторитетные источники распространяли суждения, что „освободительная война была для Финляндии последним кровавым поцелуем России“. Это было свидетельством не только незнания истории России, но и пугающей неспособности видеть действительные цели и методы большевизма

». И опять хочется обратить внимание на то, что Маннергейм не связывает «российскую угрозу» только с большевизмом. Он, как и многие на Западе, считал, что Россия агрессивна по определению, вне зависимости от того, какой режим находится у власти. О том, что он сам на протяжении десятилетий лояльно служил этой «кровавой России», маршал предпочитал не вспоминать. Или, может быть, он уже в это время держал фигу в кармане?

Но вернемся в 1919 год. Летом в Карелии развернулись ожесточенные бои. Финнам удалось быстро занять Олонец и подойти к Петрозаводску. Однако затем наступление остановилось. Некоторое время боевые действия шли с переменным успехом. В конце концов Красной Армии с большим трудом удалось оттеснить финнов. Для Москвы, однако, проблема заключалась в том, что финны не были основными или даже первостепенными противниками. Гражданская война вступала в свою решающую, критическую стадию.

Маннергейм прекрасно понимал это. Понимал он и то, что при желании мог бы сыграть значительную роль в Гражданской войне. Финский регент продолжал поддерживать контакты с представителями российских «белых». Большинство из них были его давними и хорошими знакомыми, однако переговорам это помогало слабо. Маннергейм показывал, что совершенно не прочь взять Петроград, однако требовал взамен чего-нибудь весомого. Пока противники большевиков не согласятся признать Финляндию независимой окончательно и бесповоротно, никакой помощи они от бывшего сослуживца не дождутся. Бескорыстно бороться против Ленина во имя России Маннергейм вовсе не собирался. Это была мудрая позиция – разумеется, если мы говорим о финском государственном деятеле, а не о русском патриоте, каким его пытаются представить некоторые.