Маннергейм и блокада. Запретная правда о финском маршале

В том же 1892 году Маннергейм попытался поступить в Академию Генерального штаба. Это учебное заведение было предназначено для того, чтобы готовить интеллектуальную элиту Российской армии. Связи в данном случае значили не так много, и Карл Густав, лишившись привычной поддержки, успешно провалился на первом же экзамене. Впрочем, он не слишком сожалел об этом. Блестящая кавалергардская жизнь затянула его, а для балов и светских развлечений серьезная учеба могла быть только помехой. Судя по всему, попытка поступить в Академию была продиктована исключительно честолюбием – стремлением доказать себе и окружающим, что молодой офицер еще и умен. По этой же причине сегодня многие выпускники российских вузов, отнюдь не грезящие о научной карьере, поступают в аспирантуру, а отдельные чиновники (не будем показывать пальцем) защищают липовые докторские диссертации по истории.

Но вернемся к Маннергейму. Кавалергарды, как уже говорилось выше, были во многом «парадным» полком. Способность выполнять представительские функции находилась для них на первом месте. Карл Густав добросовестно выполнял свои служебные обязанности, оттачивая манеры, навыки светского общения, искусство наездника. Он часто ходил на балы и придворные празднества, крутил романы. Он участвовал в соревнованиях кавалеристов и нередко брал призы. Вместе с однополчанами принимал участие в коронационных торжествах по случаю восшествия на престол Николая II. В отпуск ездил с семьей в Западную Европу, в основном на французские курорты. Получал награды – например, в 1895 году Кавалерийский крест австрийского ордена Франца-Иосифа. Такие награды – не боевые, а чисто церемониальные – украшали грудь многих офицеров, служивших при дворах европейских монархов. В этом, собственно, и заключалась в основном его служба.

Да, когда мы слышим про три десятка лет военной карьеры, нам обычно представляется нечто иное, нежели «балы, красавицы, лакеи, юнкера, вальсы Шуберта и хруст французской булки». И вряд ли победа на скачках и статная выправка являются основанием для установки мемориальной доски. Хотя, конечно, не стоит думать, что служба Маннергейма была лишена всяких тягот. Вот, например, что пишет Леонид Власов об одном из эпизодов придворной службы:

«Маннергейм вернулся в свой полк и сразу был назначен в „тяжелый“ дворцовый караул, где кавалергарды находились сутки, а потом три дня „приходили в себя“. Причиной этого были – необходимый атрибут дворцовой формы, лосины. Их немного смачивали, посыпали внутри мыльным порошком, и затем два дюжих солдата „втряхивали“ в лосины голого офицера. Лосины великолепно облегали ноги, но когда они высыхали, начинались адские мучения, проблемы с туалетом. Все это продолжалось 24 часа».

Стоять на карауле во дворце в обтягивающих лосинах – это вам не с гранатой под немецкий танк, это на целый памятник тянет, не то что на мемориальную доску.

В 1897 году Маннергейм стал служить в Придворной конюшенной части, при этом место в Кавалергардском полку за ним сохранилось. Молодой офицер действительно прекрасно разбирался в лошадях и любил их. В его обязанности входила, в частности, покупка лошадей для императорских конюшен по всей Европе. Параллельно он занимался и своим небольшим конным бизнесом, покупая лошадей в западноевропейских странах и продавая их в России. Такие «побочные заработки» офицеров были в принципе нормой. При известной доле воображения можно провести параллель с бизнесменами, занимавшимися перегоном подержанных иномарок в Россию сто лет спустя. Впрочем, о своих основных обязанностях молодой офицер не забывал, и у начальства не было к нему претензий. Возникал ли при этом конфликт интересов между служебными обязанностями и бизнесом и как Маннергейм для себя решал этот конфликт, доподлинно неизвестно.