Маннергейм и блокада. Запретная правда о финском маршале

«Вторая инициатива немцев, касавшаяся предприятия, проводимого в интересах Финляндии, а именно – возвращения островов Финского залива Гогланда, Лавансаари и обоих Тютярсаари,  – встретила у нас понимание. От Гогланда русские уже однажды отказались в связи с их уходом с мыса Ханко, и после этого островом овладело небольшое финское подразделение. В начале января 1942 года русские внезапной атакой вновь захватили Гогланд и с того момента прочно удерживали его. Вскоре стало ясно, что немцы испытывают недостаток в войсках и что на их участие в планировании этой операции рассчитывать нельзя. Острова надо было освобождать только своими силами. Если Гогланд окажется в наших руках, там можно будет расположить важную для обороны столицы и Южной Финляндии наблюдательную станцию, а русские потеряют базу легкого флота. 9 марта я принял решение о наступлении на Гогланд и острова Тютярсаари

». Операция была успешно проведена финскими войсками в последних числах марта, гарнизон острова Гогланд атакован превосходящими силами и разгромлен. Это было не очень сильным, но все же весьма ощутимым ударом по позициям защитников Ленинграда, в первую очередь передового Ораниенбаумского плацдарма.

В более крупных наступательных действиях Маннергейм действительно принимать участие отказывался. «Мы больше не наступаем»,  —

заявил он германскому дипломату в феврале 1942 года в ответ на попытки немцев побудить финскую армию к большей активности. Однако в основе опять же лежали отнюдь не благородные мотивы. После разгрома вермахта под Москвой Маннергейм понял, что все может закончиться далеко не столь благополучно, как он надеялся. Начались долгие метания между желанием вовремя спрыгнуть с тонущего корабля и стремлением сохранить захваченную добычу. Правда, летом, после успешного немецкого наступления на юге, Маннергейм стал смотреть на происходящее с несколько большим оптимизмом. Однако о том, как финский маршал пытался забраться на елку и при этом ничего себе не ободрать, мы еще поговорим. А пока подведем промежуточный итог.

Итак, нет никаких документальных свидетельств и никаких оснований полагать, что финский главнокомандующий хотел спасти город на Неве. Зато есть документы, которые позволяют представить себе будущее города в том случае, если бы он все же был захвачен. На финско-германских переговорах предполагалось провести границу по Неве. Сам Ленинград должен был исчезнуть, по крайней мере, в качестве крупного города. Немецкий порт на южном берегу Невы – вот что должно было остаться на месте имперской столицы.

Именно таков был план. И Маннергейм прикладывал все усилия для того, чтобы этот план реализовать. Он был осведомлен о немецких замыслах с самого начала войны. Николай Иванович Барышников пишет об этом: «Ему с самого начала стало известно о чудовищном замысле германского руководства относительно Ленинграда. Здесь уместно затронуть вопрос о том, повлияло ли в этот момент на Маннергейма известие о намерении германского руководства уничтожить Ленинград, когда уже должны были осуществляться финским командованием оперативные планы, выработанные совместно с германским Генштабом сухопутных сил. Известно, что имеет хождение в исторической литературе и в публицистике мнение, что Маннергейм „любил город на Неве“ и не был сторонником не только его уничтожения, но и овладения им. Перемен в подходе маршала относительно намеченных планов не произошло».