Манок на рябчика

Витя добрел до окна, взялся за ручку, но не решился открыть. Обычно растворял окно настежь, вдыхая свежее утро отдохнувшего за ночь города, а сегодня уже не утро, дневной воздух ничего не изменит. Зверски хотелось не столько свежести, сколько чего-нибудь кисленького: вишенок, например, мясистых или алычи. А не было даже простого лимона… «Что мы тут пили вчера? Ром, что ли, кубинский? Да… Ходили к таксистам, не хватило, водки не было, взяли ром. Прояснилось, как взяли ром, а дальше – провал… Не хватало еще амнезиями страдать для полного счастья. Этот ром – чародей, этот ром – баловник, давал же зарок пить только водку и виски, ром – не твоя стихия. Еще не известно, что с лицом: а если перекос, а если мешки, а если уши вскинулись…»

В зеркале виднелись, на удивление, лишь легкий отек и незначительные потертости. Больше впечатлял прочный классический дыб вместо вчерашней укладки, который не поддавался средствам малой механизации… «Ух-ух-ух… Что ж тут вчера творилось? Спросить не у кого. Где люди?.. Кто их видел? Может, на кухне? Все страждущие утром стекаются на кухню в поисках заветного «а вдруг!?». Но и там безлюдно, и мерзко смердили бычки, уплотненные почему-то в литровую банку. Недоеденный салат тоже оптимизма не прибавлял… Кухня, его гордость, тщательно отделанная, выстраданная кухня… В мойке гора посуды с разбитой чашкой на вершине; на разделочном столе растекшийся, начинающий усыхать помидор; в открытой хлебнице осиротело розовел совсем не глубокий бюстгальтер, чего им можно прикрыть, непонятно, потому, наверное, и валялся здесь среди крошек… Витя нервничал, не способный к деяниям. Единственное, на что хватило, – стереть со стола помидор содержимым хлебницы и закрыть литровую банку с бычками пластиковой крышкой… На этом синдром Золушки иссяк, выдавливаемый более серьезным синдромом. Телодвижения не радовали внутренние органы, сосуды на висках пульсировали с опасной частотой. Выход был только один – большая вода, суметь дотащиться триста метров до канала, а там что-то улучшится.

До канала Витя добирался медленно, истекая потом. Полотенце на подходе к воде было уже практически мокрое. Но добрался. Вышел на пляж. Абсолютно пустой пляж! Лето, солнце и никого! Никак от кубинского и глаза лопнули… Он завертелся во все стороны света, присматриваясь, узрел всё- таки одну лежащую фигуру, успокоился и рюхнулся в воду. В воде Витя оживал, всегда оживал, почти сразу, фыркал, крутился, плавал всеми стилями, постепенно возвращаясь в себя. Но когда выбрался на сушу – моментально оценил пустоту пляжа, обдало таким ледяным ветерком, что возвращенное тело тут же упало на полотенце. Именно такого ветерка и надо было! Все негативные вещества выдулись, охватило сказочное позитивное блаженство, и закрылись замутненные пока еще глаза… Он уснул… Но ветер со временем усилился, начал надоедать и зло будить. Витя приподнял голову, увидел, что совсем рядом сидит в позе лотоса совершенно незнакомая девица, разглядывает сверху его спину, рисуя что-то на песке, и снова опустил голову на полотенце – не держалась пока голова.

– Привет! Мертво спишь… С бодуна?

Милый участливый голос, чуть низковатый и не бесит, даже греет на ветру.

Витя не ответил, не напрягся, только глубоко вздохнул.

– Поняла… Скажи хоть, какой это берег – левый или правый? Мне, на самом деле, всё равно, я в контакт пытаюсь войти. Здесь в пустыне больше не с кем общаться.

Говорить Витя не хотел, но не слушать повода не было.

– Вот я и смотрю, такой понятливый человек. Дай, думаю, пойду пообщаюсь.

«Скажи бедной девочке честно: у тебя есть где жить?

Он не поднял головы, промолчал. Что тут скажешь, Москва – город маленький, город улыбок…

– Я серьезно…

«Серьезно… Забавная девчонка… Шорты с лямочками, белоснежная футболка «Адидас», настоящее всё, новенькое, чистенькое.

Витя, ты интеллигентный человек, хоть и полугнилой, конечно, хоть и с похмелья, но… Надо подняться на ноги, свернуть полотенце, накинуть рубашку, надо идти домой, если объект не опознан, сделать вид, что спешишь». Он поднялся, свернул, накинул и вдруг алчно захотел горячего супу. Дома не было супа, но очень захотелось похлебать.

– Супу хочешь? – спросил Витя.

Она улыбнулась – не виновато, не обиженно… А Витя, смахнув песчинки с бровей, посмотрел на ее руки – не специально, просто попались на глаза.

– Не хочу…

Она по-гусарски приложила ко лбу два точеных пальца и зашагала к своему логову – сумке и большому пляжному полотенцу. Аккуратно запихала в баул полотенце, выпрямилась, заложила руки за голову, скрестив на затылке ладони, и продолжала стоять к нему спиной, обдуваемая ветром.

Витя сделал шаг и еще один, пошире… Будь пляж хотя бы чуть-чуть заполнен, пусть десятком всего человечков, самых любых, самых никаких, невзрачных, он бы не двинулся в ту сторону. Но было всего двое – водитель и пассажирка. Он делал шаги из-за контраста. Через пять минут всё могло бы измениться бог весть в каком направлении, запросто могло.

«Пять минут, пять минут»… Он переставлял ноги по песку, в движении взвесил на ладони ее сумку.

– Цветные металлы?