— Хорошо. — ответил министр, мысленно считая что разговор все равно будет услышан. Он поднялся и все прошли за ним. Генерал Махров дал знак Джегеру остаться, оба подошли к Мин с Лэй и сели рядом, пододвинув кресла.
— Тебя что-то беспокоит, Мин? — спросил Лейд. — Здесь все свои.
— Меня беспокоит, что люди все понимают шиворот навыворот. Потом это понимание еще двенадцать раз выворачивают и получается черт знает что и сбоку бантик. Я работаю в отряде и там все ясно. Где враг, где друг. Так же было ясно и на Махре-14. Я сделала то что было нужно людям, а Шер Харлан решил что я это делала с каким-то черт знает каким злым умыслом. — Мин посмотрела на генерала. — Он этого не говорил. Он это думал. Я не могу работать с такими людьми. Они меня бесят.
— У вас разве не было политиков, которые думали бы обо всех и продумывали все варианты.
— У нас все политики и каждый себе хозяин. В лесу каждый делает то что ему хочется. И я не могу понять, почему каждый человек услышав что я делаю то что мне хочется, начинает думать, что мне хочется грабить, убивать и насиловать. Я не понимаю этого. И я начинаю думать что люди сами таковы, что им именно этого и хочется.
— У вас не было грабителей?
— Какие грабители? Что грабить? Пересаживать траву с места на место или перетягивать облака? Все наши ценности это жизнь и свобода. И ни один крылев никогда не посягал ни на жизнь ни на свободу другого. Вы все время спрашивали почему контракт, а не наем. Потому что я не выношу приказов и не собираюсь делать того что мне не хочется. Если кто-то хочет применить силу и заставить меня, это право любого. А мое право применить силу для защиты. И мое право запугать его до такого состояния, что он испугается что либо делать. И с такими делами можно зайти так далеко, что начнется самая настоящая война. Я благодарна людям за спасение, но я не могу быть благодарной на столько что бы дать людям меня убить. Еще неизвестно что было бы если бы меня никто не поймал. Может быть я ожила бы пролетая рядом со звездой и ничья помощь мне не потребовалась бы.
— Ты бы погибла. — сказал Джегер.
— Я бы не погибла. Сейчас я точно знаю, что не погибла бы. Может быть, я долго бы болталась в вакууме, пока не сообразила бы что к чему. А после этого улетела бы куда нибудь своим ходом и не зная что вы где-то живете.
— Ты можешь и сейчас улететь?
— Могу сказать, что сейчас у меня есть куда улететь так что никто меня не достанет в ближайший миллион лет. Мне и лететь особо не надо. Я могу изменить свой вид и прощайте все. У меня есть еще одно имя, которое я еще не использовала, так что вы понимаете что я могу сделать.
— И почему ты этого не делаешь? — спросил Джегер.
— А почему, Джегер, ты не бросишь все, не сходишь к пластическому хирургу, который изменит твое лицо и не перемахнешь через границу, что бы начать свою жизнь сначала?
— Поздно начинать.
— Это только отговорка. Никому и никогда не поздно. Так почему, Джегер?
— Из-за друзей? — спросил он.
— Я рада, что ты сумел это выговорить. — сказала Мин.
— Но ты ничем им не обязана.
— И это говоришь ты, Джегер? Я обязана им всем. Обязана тем что они говорят со мной. Обязана тем что понимают меня. Обязана… Я обязана им всем что у меня здесь есть. Если бы я могла взять их всех и уйти, я ушла бы не задумываясь. Но у них здесь тоже есть друзья у них семьи, дети. Они живут здесь и я не хочу вырывать их отсюда. Я живу с ними и не хочу от них уходить. Но я еще хочу что бы обо мне знали не только они. Мне не нужно что бы знали все. Мне не нужно что бы на людей обрушился этот поток информации о звере, который живет среди них. Они уже знают что-то. Потом узнают еще и еще. И постепенно без всяких катастроф люди узнают все. А здесь… Вам следовало бы предупредить всех, что я слышу мысли людей.
— А почему ты сама не сказала?
— Потому что я этого не хочу. Вы люди. Вы это знаете и вы должны говорить своим что вы знаете. Если вы что-то сказали или не сказали, то это ваше право.
— Ты сама просила нас не говорить.
— Да. Я просила. И мне же будет лучше, если вы этого не скажете. А вам будет лучше, если скажете.
— Ты ставишь нас в такое положение, что..