Мао Цзэдун

Мизансцена оказалась гениальной. Чжан свою роль уже отыграл, его политическая карьера закончилась. После совещания в Ваяобу на протяжении всего года последнее слово в Политбюро всегда оставалось за Мао. Теперь же он получал фактически бесконтрольную власть над сорока тысячами выживших в беспримерном переходе бойцов и командиров. Полное уничтожение в Ганьсу цвета 4-й армии лишь ускорило уход Чжан Готао в политическое небытие. Еще за пятнадцать месяцев до этого Мао предупреждал, что наступит время, когда Чжану придется держать строжайший ответ за допущенные ошибки.

По окончании затянувшейся партии с Чжан Готао Мао ждала новая, еще более ожесточенная схватка. В начале марта 1936 года, через несколько дней после того как с Чжан Сюэляном была достигнута договоренность о прекращении огня, Политбюро решило направить миротворцев и в Нанкин.

Цель этого шага заключалась вовсе не в попытке договориться с Чан Кайши, которого коммунисты по-прежнему называли «предателем и пособником врага». В одной из директив КПК подчеркивалось: «Каждый сознательный член партии должен приложить все силы к тому, чтобы изменник понес самое суровое наказание». Перед руководством партии стояла задача подорвать провозглашенную Чаном политику «наведения порядка в стране в первую очередь и отпора Японии — во вторую». Кроме того, коммунистам требовалось укрепить позиции антияпонской фракции Гоминьдана, которую возглавлял родственник жены Чан Кайши и бывший министр финансов Т. В. Сун, и, едва ли не самое главное, показать Москве, что в поисках надежных союзников по созданию единого фронта КПК перевернула все камни. В 1933 году Советский Союз восстановил дипломатические отношения с Китаем, а продолжавшееся усиление стран «оси» превращало Чан Кайши в потенциального партнера России.

Направленные Нанкину предложения являли собой удивительную смесь более или менее разумных суждений с явными фантазиями. Коммунисты призывали к немедленному окончанию гражданской войны и созданию правительства национальной обороны, требовали свободного прохода для частей Красной армии в Хубэй — на борьбу с оккупантами, восстановления политических свобод граждан и реформ в жизни всего общества.

Мао прекрасно понимал, что терять партии нечего. Успех на переговорах означал бы дальнейшее углубление раскола между про- и антияпонскими фракциями Гоминьдана. В свою очередь, это укрепило бы позиции коммунистов в глазах городского населения страны, к тому времени уже достаточно возмущенного примиренческой политикой Чан Кайши. В 1936 году весь Китай был охвачен ненавистью к своему восточному соседу. Во многих провинциях разъяренные толпы вершили жестокий и скорый самосуд над заезжими из Страны Восходящего Солнца. На протяжении нескольких месяцев Китай и Япония балансировали на грани полномасштабной войны. Десятки тысяч студентов, разогретых коммунистической пропагандой, устраивали массовые антияпонские демонстрации. Интеллигенция спешно вступала в «ассоциации по спасению родины».

Но переговоры так и не начались. К лету вступил в действие скрытый от глаз, а потому совершенно необъяснимый механизм тайных закулисных встреч и сделок. В Москве дипломатические представители Чан Кайши провели ряд консультаций с Ван Мином. В Нанкине переодетый монахом уполномоченный ЦК КПК встретился с Чэнь Лифу, вторым после Чан Кайши человеком в Гоминьдане. Позже Мао направил еще одного, более высокопоставленного эмиссара в Шанхай на встречу с самим Чаном, где стороны обсуждали возможность контакта лидеров Гоминьдана с Чжоу Эньласм.

В ходе этих многочисленных попыток сблизиться с правительством националистов отношение Мао к Чан Кайши и к японской агрессии в целом претерпело заметные изменения. К апрелю 1936 года Мао пришел к выводу, что старый лозунг «Фань жи, тао Цзян»[51] («Изгнать японцев и свергнуть Чана») уже не актуален. «Наша задача, — сказал он Чжан Вэньтяню, — это бороться с захватчиками и остановить гражданскую войну. С Чаном мы разберемся позже». Через месяц Мао публично рассуждал о том, имеет ли смысл рассматривать силы международного империализма как единый блок, поскольку в нем налицо усиление противоречий между Японией с одной стороны, и Англией и США — с другой.

С целью дать Западу возможность лучше понять теорию и практику действий КПК партия разрешила Эдгару Сноу совершить поездку по главной базе коммунистических сил в провинции Цзянсу. В июне Красная армия оставила Ваяобу, и Политбюро перенесло свою штаб-квартиру в Баоань — еще более удаленный и бедный уездный город, расположенный в самом центре лёссового плато. Здесь руководству партии пришлось жить в пещерах, вырытых в рыхлом массиве красного песчаника, крутым обрывом спускавшемся к мутным водам реки. 16 июля Мао сказал Эдгару Сноу пророческие слова: