Мао Цзэдун

«В то время, — говорил позже Мао, — я явственно осознавал и чувствовал красоту Японии, а в песне о военной победе над Россией слышал ее гордость и мощь».

С начала 90-х годов XIX века влекомые тягой к образованию на западный лад в Японию устремились многие тысячи молодых китайцев. Наиболее авторитетными из них были Кан Ювэй и Лян Цичао, ставшие позже архитекторами неудавшихся реформ императора Гуансюя и отправленные после их провала в ссылку. Главной заслугой Кан Ювэя можно считать попытку обновления конфуцианства — вместо набившего оскомину бесконечного оглядывания назад, в давно минувший «золотой век» развития китайского общества. Родившийся в Хунани Лян Цичао во главу угла ставил заимствованный у Дарвина тезис «Выживает сильнейший». Он убеждал китайское общество в том, что оно может стоять на равных рядом с другими странами только при условии коренной модернизации всей жизни.

Для китайской молодежи оба были идолами. От двоюродного брата Мао получил две книги, где обосновывалась необходимость реформ. Одна из них принадлежала перу Лян Цичао. «Я перечитывал их до тех пор, пока не выучил наизусть обе, — писал Мао впоследствии. — Кан Ювэй и Лян Цичао были моими богами».

Будучи уже семнадцатилетним юношей, Мао по-прежнему считал себя сторонником имперской системы правления: «Император и его чиновники казались мне самыми честными, мудрыми и порядочными людьми. Им не хватало лишь одного — реформ Кан Ювэя».

Но близились перемены.

ГЛАВА 2

РЕВОЛЮЦИЯ

Примерно в полдень 9 октября 1911 года в доме китайского офицера, охранявшего территорию русской концессии в Ханькоу — главном торговом городе Центрального Китая, расположенном в двух днях пути от Чанша, — взорвалась самодельная бомба. Изготовивший ее Сунь У был молодым лидером группы «Вместе — вперед!», являвшейся частью тайного революционного общества «Тунмэнхуэй», которым руководил выходец из Кантона и антимонархист по убеждениям Сунь Ятсен.

Друзья укрыли Сунь У в безопасном японском госпитале. Однако полиция, обыскав его дом, обнаружила революционные флаги, прокламации и список активистов. Цинские власти арестовали 32 человека, и к утру следующего дня троих из них уже казнили. Маньчжурский наместник. Жуйчжэн доложил в Пекин: «Сейчас повсюду уже… воцарились мир и спокойствие. Дело было раскрыто настолько быстро, что каких-либо волнений удалось избежать».

Но свершившаяся казнь имела роковые последствия. Среди расквартированных на противоположном берегу реки войск, состоявших из этнических китайцев, поползли разговоры, будто наместник собирается спровоцировать гонения на всех, в ком не течет маньчжурская кровь. К вечеру в инженерном батальоне вспыхнул мятеж. Отказавшиеся примкнуть к нему офицеры были убиты. К мятежникам присоединились сначала два пехотных полка, затем и артиллерийский. Самый упорный бой, в котором погибли несколько сот человек, разгорелся у дворца наместника. Охрану там несли пулеметчики. Ранним утром Жуйчжэн бежал на борту канонерки, оставив во власти мятежников город Учан. Годы революционной агитации принесли, наконец, свои плоды. Но победа досталась куда более высокой ценой, чем представлялось. На белых с красной каймой флагах мятежников четко выделялись иероглифы: «Син Хань, Мс Мань!» — «Возродим Хань, уничтожим маньчжуров!»

30-й полк маньчжурской армии фактически перестал существовать. После бойни начались погромы гражданского населения. Через три дня члены местной религиозной миссии насчитали на улицах города более восьмисот трупов маньчжуров, «возле одного только двора их было свалено в кучу около пятидесяти».

Повсюду висели листовки с призывами продолжить начатое. «Под игом пришедших с севера кочевников, — говорилось в одной из них, — потомки священной династии Хань были вынуждены спать на хворосте и есть падаль». Другая пламенно призывала: «Маньчжуры правили нами, как тираны: жестоко и безрассудно, облагая непомерными поборами, разлучая семьи. Все помнят, что когда они впервые ступили на нашу землю, то вырезалось население целых городов, пощады не было даже детям… Для нас будет позором не отомстить за несчастья, выпавшие на долю предков. Пусть собратья повсюду поднимутся на помощь революционным силам, и мы стряхнем с себя кровопийц… Сегодня само Небо посылает нам эту счастливую возможность. Не воспользоваться ею сейчас означает вновь терпеть и терпеть. Доколе?»

Страны мира были весьма сдержанны в оценках. Лондонская «Таймс» сообщала, что большая часть китайской интеллигенции безоговорочно поддержала революцию, тут же лаконично добавляя: «Мало у кого найдется сочувствие к окружившей себя евнухами и другими варварскими пережитками продажной и изнеженной маньчжурской династии».