Мао Цзэдун

Беспорядки на Тяньаньмэнь Председатель расценил как «новую выходку реакционеров». Снятому со всех постов Дэну он оставил партийный билет — чтобы посмотреть, «как он будет себя вести». Мао до сих пор лелеял надежду на то, что Дэна еще было можно использовать, что он одумается. К этому времени Дэн Сяопин уже находился в Кантоне, под надежной защитой Сюй Шию. Там он в безопасности пробыл до осени, несмотря на активные попытки радикалов свести счеты со старым врагом.

Хуа Гофэн официально занял пост Премьера Госсовета и стал первым заместителем Председателя партии. Мао принял окончательное решение: Хуа — его четвертый и уже последний преемник.

Прошло три недели, и 30 апреля 1976 года Председатель дрожащей рукой вывел шесть иероглифов своего политического завещания: «Ни баньши, во фанейнь» — «Если дело в твоих руках, я спокоен».

Следующие четыре месяца он провел в мучительном ожидании смерти.

12 мая после краткой встречи с премьер-министром Сингапура Ли Куан Ю у Мао случился инфаркт. После него он встал на ноги и через две недели нашел силы поговорить пару минут с пакистанским лидером Зульфикаром Али Бхутто. Выглядел Председатель изможденным, лицо его было безжизненно, глаза прикрыты. Он решил, что никаких встреч и приемов больше не будет. В конце июня на его сердце обрушился новый инфаркт, более тяжелый. 6 июля в возрасте восьмидесяти девяти лет умер Чжу Дэ. Тремя неделями позже в городе Таншань произошло землетрясение, в котором погибли более четверти миллиона человек. Подземный толчок докатился и до столицы. Из «кабинета, напоенного ароматом хризантем» Мао перевезли на больничную койку правительственной клиники, в Чжуннаньхае: ее сейсмоустойчивое здание должно было выдержать новый натиск стихии.

Летом, скорее всего в июне, Мао вызвал к себе Хуа Гофэна, Цзян Цин и несколько других членов Политбюро. Лежа в постели, он с трудом выговорил слова последнего завета:

«За свою жизнь я успел сделать две вещи. Прежде всего: я десятилетиями дрался с Чан Кайши и в конце концов загнал его на острова… Потом мы вошли в Пекин и заняли Запретный город. Мало кто не сочтет это достижением… Вторая вещь, которая мне удалась, вам хорошо известна. Это «культурная революция». У нес почти не осталось сторонников и полно противников. Но вопрос еще не закрыт. Ее наследие должно быть передано в руки следующих поколений. Как передать его? Если не выйдет мирным путем — тогда через смуту. Допустить здесь ошибку означает пролить реки крови. Только небу известно, как вы поступите».

Ощущая приближение смерти, Мао уже почти не сомневался в том, что делу «культурной революции» не суждено пережить его надолго. Сердце еще надеялось, но сохранившая ясность мышления голова знала: если что-то и будет спасено, то сущность великой идеи уйдет вместе с ним.

Самовлюбленная и бесчувственная Цзян Цин подтверждала его опасения.

Председателю всегда удавалось обуздывать непомерное честолюбие радикалов. Его основной соперник Дэн Сяопин ушел в глубокую тень. Е Цзяньин, ближайший сторонник Дэна, оставаясь министром обороны, фактически утратил повседневный контроль за работой Военного совета. Хуа Гофэн был достаточно гибок, чтобы за издержки поддержания непрочного баланса сил платила в основном старая гвардия.

Однако Цзян Цин и Чжан Чуньцяо, гордые сознанием силы и собственной значимости, были абсолютно не заинтересованы в создании какого бы то ни было тактического альянса. Цзян уже видела себя Председателем партии, «красной императрицей», подобной супруге Лю Бана — основателя династии Хань, занявшей после смерти мужа его престол. Чжан станет ее первым министром, а главой государства они сделают Ван Хунвэня. Хуа Гофэн, «обходительный мужчина из того же теста, что и Маленков», как презрительно отзывалась о нем Цзян Цин, был серьезной помехой для всех троих. В течение всего лета, когда Мао уже не мог знать, чем занята его жена, не говоря уже о том, чтобы хоть как-то ее контролировать, — Цзян Цин неустанно копала своему врагу глубокую яму.

Действия «красной императрицы» подтолкнули Хуа в объятия ее противников. В июле, после того как Цзян Цин пошла на него в открытую атаку на заседании Госсовета, Хуа Гофэн вместе с руководителем службы охраны Ван Дунсином уже обсуждал возможные пути избавления от злобной мегеры. Такой же разговор состоялся у Е Цзяньина с Не Жунчжэнем и группой высших армейских чиновников.

Независимо друг от друга они пришли к одному выводу: пока жив Мао, придется потерпеть.

2 сентября у Председателя произошел обширный инфаркт. Вечером 8-го числа члены Политбюро медленно прошли у постели Мао. Е Цзяньин уже приближался к двери, когда его вдруг окликнула Чжан Юйфэн. Глаза Председателя были широко открыты, он пытался что-то сказать, но из горла рвались лишь неясные хриплые звуки. Тремя часами позже, в первые минуты нового дня — 9 сентября — гордое сердце вздрогнуло. За пером кардиографа потянулась ровная линия.

Все закончилось.

ЭПИЛОГ